По звуку отодвинувшегося стула можно догадаться, что встаёт. Шагов его совсем не слышно — передвигается совершенно бесшумно. Надо бы запомнить. Уходит? Надоело общаться без ответа? Нельзя даже посмотреть. Остается только ждать, когда хотя бы дверь хлопнет. Я бы на его месте тоже ушла.
Извини, Саш, мне нечего тебе сказать. Любые слова будут использованы против меня.
— То, что я сказал тогда... Ты же понимаешь, что это не серьезно? — его дыхание вдруг опаляет затылок. Он не ушел! Он просто незаметно приблизился ко мне со спины и склонился так, что его руки уперлись в стол по обе стороны от меня, загнав в своеобразную ловушку. Но хуже всего то, что мы соприкоснулись телами. Вот уж чего я не ожидала в первый же вечер.
От его мягкого голоса над самым ухом и губ, едва касающихся чувствительной кожи там же, все плывет перед глазами.
Даже если бы у меня была хоть одна идея, что ему ответить, если бы я знала, о чем речь, я бы все равно не смогла ничего выдавить. Дыхание перехватывает от его волнующей близости. В голове нарастает туман.
Он ждет хоть какого-то ответа, абсолютно точно не подозревая, что со мной на самом деле происходит. А не дождавшись, втягивает воздух и отстраняется.
На этот раз действительно уходит из столовой, хлопнув дверью.
Боже...
Я начинаю судорожно хватать ртом воздух, совсем не понимая себя. Что это за реакция такая? Отчего меня так приплющило? От страха? Пожалуй. Но дело не только в нем. Что-то еще, чему я не нахожу объяснения. Впервые испытываю подобные чувства.
Дело в непосредственном контакте с ним?
Нет... Не может быть... Что за бред...
Меня понемногу отпускает, и я пытаюсь мыслить критически. Меня не могло настолько взволновать прикосновение к Максимовскому. Что я, дурочка безмозглая какая?
Вероятнее всего, перепугалась до усрачки. Вот и заклинило. Переволновалась. Другого ничего быть просто не может.
А вообще, если отодвинуть в сторону собственные ненормальные реакции, все прошло вполне успешно. Меня не раскусили — это раз. Два — я выдержала и сама не призналась, что, наверное, даже еще важнее. И три — я не заговорила с ним.
К тому же еще и кое-что узнала. О чем бы они не говорили с Юлей накануне, он испытывает сожаление о брошенных сгоряча словах. Уж не о том ли, что убьет её? Вполне подходящее объяснение. Не слишком ли близко к сердцу она приняла его угрозу и сбежала?
К сожалению, я не могу притвориться, что у меня амнезия, и узнать у него, о чем речь.
А вот Данилу напишу попозже. Пусть все-таки Юлька мне объяснит. Хотя бы вкратце. Если хочет, чтоб я ей и дальше помогала, должна дать больше информации.
В столовую снова кто-то входит, и я с облегчением вижу домработницу.
— У нас есть десерт? — спрашиваю, опять натянув на лицо надменную маску. — Только без вопросов, с чего я вдруг решила на ночь наесться.
— Конечно, Юлия Сергеевна. Есть чизкейк и малиновый щербет.
— Несите оба, — не могу выбрать. А сладкого хочется до трясучки. У меня стресс... Плевать, что подумают. Имею я право в коем-то веке не думать о фигуре...
Женщина на удивление тепло улыбается. Может я ошиблась, и она гораздо добрее к Юльке, чем показалось вначале.
Возвращается, прихватив еще и чай с травками. Сдается мне, с каким-то успокоительным сбором. С удовольствием съедаю чизкейк, а вот щербет забираю с собой в комнату. Там сожру втихаря.
На меня смотрят странно, но я, скривив забавную рожицу, говорящую, что Александр Валерьевич сегодня чересчур строг, пожимаю плечами и сбегаю.
Женщина с трудом прячет понимающую улыбку. Наверняка слышала тот грохот от его кулака. И, вполне вероятно, знает, что они поругались. Возможно, даже слышала, почему.