Он - маленький, я - большой. Разве такое крошечное создание может нанести вред взрослому мужчине, который наводит страх на конкурентов и управляет многомиллионным состоянием? Ни за что.

Но не успела мысль о собственном превосходстве укрепиться в моей голове, как у него случился новый приступ рвоты, и так как я оказался естественной преградой между ним и туалетом, остатки вчерашней еды (но в большей степени желудочной желчи) оказались на мне, на нем и на полу между нами.

- Вот же засранец! Не мог развернутся к раковине!? - я сорвался раньше, чем успел понять, что так делать не стоит.

Рома заплакал. Нет - он завыл, как раненое животное, которое продолжали истязать самым изощренным образом. Он согнулся пополам, снова открыл кран с водой, но набирая ее в маленькие ладошки, и поднося к лицу, большую часть проливал на пол. И его вой был до того пронзительным и мерзким, что на это представление вполне могли сбежаться добропорядочные соседи, а лишнее внимание мне сейчас точно было ни к чему.

- Так, ладно, - я выдохнул и сделал шаг внутрь небольшого помещения. Вероятно то, что я двинулся в его сторону повергло мальчика в ступор и на несколько благословенных секунд он замолчал. - Отлично. Не кричи, я не собираюсь тебя ругать, но нужно отмыться, переодеться и все здесь убрать. Вещи знаешь где твои лежат? - Он интенсивно закивал головой, а в глазах бесконечное синее озеро страха и недоверия.

Возможно сейчас был бы отличный момент сделать тест ДНК и предъявить бывшей любовнице, что она все это время жила и воспитывала чужого ребенка за мои деньги, но генетика такая наука - хрен поспоришь. Я смотрел не на случайного маленького человека, а на себя семи лет. Как в зеркало, или на фото с тех времен, когда еще моментальные снимки полароида были в диковинку и на вес золота.

Это был первый за тот день душ, который мне удалось уговорить Рому принять относительно спокойно. Первый из четырех.

Он отказался от завтрака и я счел это вполне нормальным, учитывая физическое состояние, но даже это не помогло от дальнейших проявлений кишечной инфекции. Пришлось обратиться к интернету, чтобы понять что с этим делать, но советы на разных сайтах были абсолютно противоположные. Поите ребенка, дайте ему отдохнуть, кормите небольшими порциями, ограничьте питание.

К двум часам дня, когда у Ромы закончились чистые вещи ранее доставленные Маратом, я завернул его в плед и впервые почувствовал, что он горит. Горячие руки и туловище, ноги и голова. Он отпрянул от моего неловкого прикосновения, словно его ужалила змея, а меня это привело в бешенство. Это он, а не я лишний в этом доме. Он - пришелец, а я - хозяин.

Он все портит - мой дом, мои вещи, мою мебель, мою чертову жизнь!

“У мальчика температура. Что делать?” - я не стал звонить Паулине, написал сообщение. Было около трех часов дня, уроки уже закончились. Но возможно, что она взяла дополнительные часы.

“Градусник, парацетамол, регидрон, если Рому до сих пор рвет”, - коротко ответила она. Сообщение было похоже на программный код. Все слова знакомые, но вместе, в одно целое и логичное - не складывались.

“Зеленая коробка на кухне, справа от плиты, внизу. Жаропонижающее только если градусник покажет больше 38,5. И покорми сына”, - пришла следом спасительная расшифровка.

Тот, кого жена назвала моим сыном, тот который согласно ДНК им и являлся, затих в спальне.

- Нужно поесть и померить температуру, - крикнул я через две комнаты.

- Не хочу.

- Я не предлагал.

Даже этот короткий диалог дался мне с большим трудом, чем переговоры по многомиллионному контракту с оборонным предприятием.