– Ничего, – отмахнулась я, а сама украдкой посмотрела на своё отражение в настенном зеркале. Я заснула зарёванная, а утром умылась наспех, так что потеки водостойкой туши ещё отчетливо виднелись в уголках глаз. – Умылась плохо.

– А Максим где? – протянула свекровь, заглядывая в пустой зал. – Уже уехал? Ещё и девяти нет, мог бы после такого дня остаться с женой подольше в постели. Эх, так и не дождусь внука.

Она недовольно поцокала, а я едва не расплакалась снова. То ли её присутствие и слова о еще одном ребёнке, которого я и сама планировала, но теперь никогда уже не рожу от мужа, то ли невинный взгляд дочки, что-то всколыхнуло во мне чувство обиды снова, и я еле удержала себя в руках. Решила уже, что ничего не скажу его матери, чтобы она не успела предупредить Макса.

Но тут раздался ещё один звонок в дверь. Я стиснула зубы, а по позвоночнику прошёл холодок. Макс вернулся?

– Чего не открываешь? – скривила губы свекровь. Она покачала головой и подвинула меня бедром, чтобы открыть дверь самостоятельно. И с удивлением на лице получила в руки огромный букет цветов. Розовые пионы закрывали лицо мужчины, но я выдохнула, когда тот оказался всего лишь доставщиком.

Следом мужчина наклонился к полу и подкатил к нам букет в картонной коробке – желтые цветы были явно для Лизы. Как и в прошлый раз. Вчера я думала об этом и предвкушала, а сейчас мне стало тошно. До омерзения противно. И даже цветочный запах, ударивший в нос, показался гнилым.

– Хорошего дня и счастливого праздника, Елена. Любите и будьте любимой! – сказал он Дарье Владимировне, и профессиональная улыбка растянула губы доставщика. Потом он сделал на телефон пару снимков сбитой с толку свекрови с цветами в руках, видимо для отчетности, подмигнул ей, и отсалютовал нам перед уходом.

– Спасибо, конечно, – Дарья Владимировна послала мне подозрительный взгляд, а потом перевела его на записочку внутри букета. – Надеюсь, это от Максима, Ленка? Что ещё за праздник? Ещё один? Многовато что-то у вас праздников.

Она потянулась рукой к бумажке, но я опередила её и вырвала из-под коротеньких пальцев.

– А чужое брать нехорошо, Дарья Владимировна! Особенно записки и письма!

Женщина опешила, а я решила во что бы то ни стало уехать из дома до того, как она обо всём догадается и позвонит Максу. И определённо точно до того, как муж решит вернуться домой.

– Ты чего это делаешь? И чего чужое – он мне сам это отдал!

– А собирался мне! Сказал же, «Елена»!

– Небось мужика на стороне завела? – закричала свекровь, а потом отбросила букет в сторону, куда-то нам под ноги, и кинулась ко мне с решимостью во взгляде. – А ну дай сюда!

– Нет! – завопила я, но с Лизой на руках побороться всё равно не получилось, поэтому очень скоро записка снова оказалась в цепких руках Дарьи Владимировны.

– Всё Максу расскажу, ты посмотри, какая наглая! Уже цветы прямо в мужнином доме принимает и не стыдится!

Она быстро смочила палец языком и развернула записку, пока я опять не успела её отнять. Прочла. Приподняла брови, посмотрела на меня. И снова перечитала.

– Это что? – спросила она тихо, опускаясь на коридорный пуфик.

– Я ж не знаю, – огрызнулась я. – Наверное, от чужого мужика?

– Да нет… Подписано… Что-то я ничего не пойму, Лена, – она нахмурилась и подняла взгляд на нас с Лизой. Та только сейчас успела понять, что произошла перепалка, и захныкала. Я погладила дочь по спине и поцеловала в макушку.

– А что тут понимать?

– Ты мне всю плешь выела, что годовщина не шестнадцатого! – её брови сошлись на переносице ещё сильнее. – А оно вон как? Да и куда ты тогда вчера собиралась на ночь глядя размалёванная да в полуголом платье!? Ещё и дитя мне спихнула… Сын мой знает?