Ника ворочается, а потом начинает кричать. Вопли вонзаются шипами под кожу, пугают. Моя жена всегда держит лицо, даже во время сна или когда я сдавливаю ее в своих объятьях. Она кричит, а я чувствую, как моя жизнь сыплется сквозь пальцы и исчезает.

– Ника! – зову ее, но все безрезультатно.

Ее накрывает еще больше, она вся в поту, дрожит. Руки ледяные, кулаки сжаты так сильно, что не разжать.

– Ника! – отчаянно взываю к ней. – Ника, проснись!

Ничего не помогает, она не отзывается, не просыпается. Сон забрал ее у меня и пугает мрачными картинами, заставляет кричать. Только мне позволено это. Ни у кого больше нет права.

Рывком стягиваю ее с кровати, вырываю из лап сна, уношу в душ и врубаю ледяную воду. Я не чувствую холод, только ее боль. Ледяная вода бьет по нам, и Ника просыпается. Дышит тяжело, тело дрожит. От холода или страха, я не знаю.

Хочется ее согреть, укутать собой. Спасти, забрать ее страхи. Глажу ее по спине, она опаляет мою шею дыханием. Дышит мной, а меня уносит от этого. Пользуюсь моментом ее отчаяния и касаюсь, наполняю своей тьмой, разделяю ее на двоих.

Глажу ее спину, волосы, стараясь успокоить и вернуть обратно ко мне.

Ника начинает сильнее втягивать воздух, а потом отталкивает меня и пытается бежать, возле унитаза падает на колени и ее начинает рвать.

Я был готов к истерике, вызову, яду. Но не к этому.

Мне хочется ей помочь, забрать ее боль. Опускаюсь рядом и поднимаю ее волосы. Они холодные и мокрые, облепляют ее спину тяжелой волной. Ника толкает меня рукой, ей не нужна моя помощь. Никогда не нужна.

– Успокойся, – мой голос дрожит и это шокирует меня. – Перестань!

Веронику продолжает рвать, а в голове рой мыслей и сплошное непонимание. Еще утром она язвила и дерзила. Все было в порядке, если можно так сказать.

– Что случилось, Ника?! Ты отравилась? Ты что–то съела в аэропорту? Ты поэтому опоздала на рейс? Что с твоим телефоном, почему он выключен?

Пулями выстреливаю вопросы, хотя знаю, что ни на один из них она не ответит. С ней что–то происходит, и я впервые в жизни не могу предугадать ее действия.

– Я отравилась тобой! – орет в отчаянии. – Уйди!

А на меня обрушивается осознание того, что это может стать началом конца. Пропасть еще никогда не была осязаема.

– Нет! – я жадно хватаю воздух, не могу выпустить ее из рук, но она не прекращает попытки вырваться. – Что происходит? Ответь хотя бы на один вопрос!

– Отвали от меня! Не прикасайся ко мне! – она начинает плакать.

Моя жена не плачет передо мной. Никогда. В тишине беззвучно глотает соленые капли, лежа в моих объятиях, в надежде, что я не замечу – да. Открыто – никогда.

– Вероника, что с тобой произошло? Кто тебя обидел? – я больше не могу контролировать свой голос.

Если кто–то прикоснулся к ней, причинил боль, я убью его. Хватаю ее за руку и тяну на себя.

– Не молчи, прошу тебя! Скажи, кто? – это вообще мой голос?

А что если объявился Лев и наплел ей какого–нибудь бреда?

Взгляд Ники совершенно безумен. Я никогда не видел в нем столько ненависти и столько боли. Она открывает рот и начинает шептать, а я впервые в жизни боюсь. Мне страшно услышать ее слова.

– Ты! – смотрит с вызовом в мое лицо: – От тебя за версту разит другой женщиной.

Отшатываюсь от ее слов, как от пощечины.

– Уходи. Я не хочу больше играть. Ты выиграл.

Делаю шаг назад, смотрю на женщину, которая никогда не была моей. Мы так любим с ней играть. Я никогда не задумывался о том, что однажды эта игра может сломать ее.

Или меня.

Покидаю ванную комнату, на ходу подхватываю какие–то вещи и выхожу из дома. Я не уеду, не оставлю ее в одиночестве. Я буду поблизости, чтобы быть готовым к ее возвращению.