Нашептывание Эрибу над израненным братом продолжались долго. Когда он наконец умолк, на нем не было лица. Бледный, как полотно, мальчик поднялся, сделал несколько шагов, и упал без сознания. Хану перестал стонать и уснул, а его «врачеватель» провалялся в беспамятстве почти сутки. Зато когда Эрибу пришел в себя, то увидел забинтованного с головы до ног брата, который уже лепил какую-то статуэтку.

Благодаря странным способностям Эрибу семья относилась к нему с пиететом и опаской – как к куску металла, разогретому в горне докрасна. Его явное нежелание продолжать семейную традицию в качестве мастера-гончара было воспринято с неодобрением, но благодаря защите матери мальчика не наказывали и не принуждали заниматься нелюбимым делом силой. Тем не менее основы гончарного искусства он все же освоил, хотя и не горел желанием сидеть за гончарным кругом дни напролет – как отец.

Дом Манну считался одним из лучших в деревне. Но обстановка в нем была простой: несколько стульев и табуретов разнообразной формы, пол устилали циновки, на которых спали дети, а за хлипкой перегородкой находилась деревянная кровать с матрасом и двумя одеялами – семейное ложе отца и матери.

В одном из углов просторного двора помещалась печь для хлеба, там же, на столбах портика, были развешаны бурдюки с вином и кувшинами с водой для питья и умывания. Посреди двора, на очаге, сложенном из дикого камня, стоял большой котел, в котором готовили похлебку для всей семьи, и тинуру[17] – печь, похожая на огромный кувшин. Гончарная мастерская замыкала двор и представляла собой как бы продолжение высокой глинобитной стены, огораживающей все помещения.

В доме находилось много разных амулетов, призванные охранять домашних от дурного глаза и злых духов. Чтобы избавить членов семьи от разной нечисти, статуэтки демонов устрашающего вида, творения талантливого Хану, были выставлены на самом видном месте. На них он искусно вырезал тексты заговоров, подсказанные местным жрецом. Другие статуэтки Манну зарыл под порогом, чтобы преградить демонам доступ в дом. Притом сделано это было темной ночью – чтобы пробудившиеся от дневного сна злые духи могли видеть препятствие на их пути.

Эрибу повезло. Когда он появился, мать как раз достала из тинуру пресные ячменные лепешки, раскатанные в тонкий лист. Они пахли так восхитительно, что у мальчика слюнки потекли.

– Проголодался? – спросила Ину и ласково взъерошила длинные густые волосы сына.

– Угу…

– Держи… – Мать дала Эрибу несколько лепешек и две горсти вяленых фиников.

Мальчик немного поколебался – ему очень хотелось съесть все немедленно – но мужественно выдержал искус. Выйдя из дома, он завернул лепешки и финики в кусок чистой холстины и положил сверток в свою сумку. Правда, при этом он все же отправил два финика в рот и долго наслаждался их сладостью и ароматом.

Эрибу постарался как можно незаметней покинуть деревню; он направлялся в холмы. Мальчик берегся глазастого Хану, который имел одну неприятную особенность – находиться там, где ему не следовало быть.

А Эрибу вовсе не хотелось, чтобы кто-нибудь помешал его замыслам. Иначе Хану, пользуясь привилегиями своего старшинства, бесцеремонно схватит его за шиворот и потащит в мастерскую.

В отличие от матери и отца, которые души не чаяли в младшеньком, он считал Эрибу плутом и хитрецом, увиливающим от работы, и строго следил за его успехами в семейном промысле. Только благодаря настойчивости старшего брата Эрибу с грехом пополам освоил азы гончарного искусства.

Холмы притягивали мальчика с неодолимой силой. Там его ждала дикая природа и много интересных охотничьих приключений. Он уже стал достаточно взрослым, чтобы не бояться опасностей и проявлять самостоятельность.