– Я последую своему предназначению и воле богов, – глухо отвечала Тат. – Спи дочь, скоро рассвет.
– Что будет дальше, мама? – не унималась Жази.
– Вы будете зимовать рядом со становищем вашего деда. Он подыщет для вас достойных женихов. А мы с Бугой отправимся дальше по пути преданного странника.
– Что ты говоришь, мама! – вступила в разговор Ёртим. – Деяна предали?
– Тс-с-с! – проговорила Тат. – Спите, дети, скоро рассвет.
Едва лишь забрезжил рассвет, Твердята снова отправился на морской берег. Он закутал исхудалое тело в плотную кошму, покрыл голову дарёной, отороченной лисьим мехом шапкой, закрыл лицо синей шалью Баал и спустился по крутой тропе на песчаный берег. Твердята расположился под обрывом, выбрав местечко, не доступное для прибоя. Море пестрело белыми барашками пены. Оно казалось таким же серым, как и небеса над ним. Над водой вились, скручиваясь в спирали, пряди снегопада. Твердята долго следил за ними, мечтая узреть сквозь снежную пелену случайный парус. Но море оставалось пустынным. Кому же взбредёт в голову плавать по большой воде зимой? Но он слушал пение волн, припоминая ночные песни родного становища. Родного? Ему мечталось затеряться в степях, уплыть за море в неведомую Персию или ещё дальше, в Сирию, в Магриб! Чистое видение девы ещё раз явилось ему, и он заулыбался, ловя изуродованным ртом бегущие по щекам слёзы. Наконец он закрыл глаза, желая снова уснуть, но свежий морской ветерок засовывал ледяные пальцы под кошму, не позволяя погрузиться в дрёму. Внезапно вдали, там, где серый горизонт сливался с водной гладью, блеснула синяя искра. Твердята потёр кулаками глаза и снова уставился на горизонт. Снежная пелена распахнулась, обнажая перед ним серый простор, усеянный белопенными бурунами. У самого горизонта между пологими волнами мелькал синий парус. Твердята вскочил, сбросил с плеч кошму, сорвал с лица платок.
– Парус! – закричал он. – Смотрите: парус!
– Вижу! – отозвался ему девичий голосок. – Зачем кричишь? Прикрой тело, ты ещё слаб!
– Не хочу! Не хочу сидеть на берегу! – по лицу Твердяты снова бежали слёзы. – Хочу на море, чтобы над головой хлопал парус!!!
Впервые за долгие недели он смог выговорить так много слов, да на чужом языке, на языке степняков!
Он побежал к кромке воды. Волны прибоя накатывались на него, едва не сбивая с ног. Ледяные ласки морской воды помогли Твердяте опомниться. Он обернулся и оказался лицом к лицу с Жази. Она и всё её сестры, включая маленькую Кучуг, прижатую шалью к спине Ёртим, спустились на берег. Жази поманила его, указывая вверх, на плоскую вершину прибрежного утёса. Там стоял, потряхивая гривой, невысокий мохноногий конь.
– Это Волк, – проговорила она. – Хороший степной конь. Наш род дарит его тебе.
– Он улыбается, – проговорила Жази.
– Он говорил с нами на нашем языке, – отозвалась ей Баал.
– Он перестал быть бессловесною тварью, – подтвердила малютка из-за плеча Ёртим.
Только Ёртим промолчала. Твердята заметил, как она отвела взгляд, и как исчерченное шрамами лицо Жази исказила мимолетная гримаса жалости, и как маленькая Кучуг утыкалась крошечным носом в спину сестры, чтобы не видеть Твердятиного лика. Только прекрасное лицо Баал оставалось безмятежным. Юная красавица оказалась слишком добра.
Когда они поднялись на вершину обрыва, Твердята обнаружил, что сборы в дорогу совсем уж закончены. Миронег крепко спал, привалившись одним боком к тёплому телу верблюда, а с другой стороны подпираемый грозным Олегом. Тепло и уютно в степи даже зимой, если под боком верные друзья!