– Она еще не пришла в сознание, – отвечал Норбер Моони, подходя к бедной девочке и склоняясь над ней, чтобы и ей дать понюхать эфиру и брызнуть несколько капель в лицо. – Будьте спокойны, она сейчас очнется! Видите, она уже начинает приходить в себя…

– Фатима! – повторила еще раз Гертруда Керсэн, окликая свою любимицу.

– Добрая госпожа!.. – отозвалась девочка, делая над собой усилие, чтобы встать и приблизиться к своей госпоже.

– Ты очень напугалась, дорогая моя, не правда ли? ты сильно испугалась?

– Да, госпожа!., мне было очень страшно!.. Я так перепугалась, что чуть не умерла… Но теперь все прошло!., смотрите, добрая госпожа, я уже могу держаться на ногах… могу ходить!

И в подтверждение своих слов она действительно попробовала сделать несколько шагов, потом, обхватив обеими руками шею Гертруды Керсэн, стала страстно целовать ее в плечо, а та нежно заключила ее в свои объятия. Тем временем Норбер Моони приводил в чувства баронета.

– И он также только ошеломлен, не более, – сказал Моони, внимательно вглядываясь в немного побледневшее лицо своего приятеля, – но мне кажется, доктор что вы и сами еще не совсем успели очнуться и что легкое вспрыскивание эфиром будет весьма полезно и для вас, – добавил он и, не дожидаясь ответа или согласия со стороны доктора, тут же брызнул ему в лицо эфиром.

Действительно, не успел Норбер Моони это сделать как доктор сразу почувствовал себя бодрым и вполне пришедшим в сознание, – до того хорошо подействовал на него этот освежающий душ.

– Да, ваша правда, – проговорил доктор, – я, хотя и пришел в себя, но все же чувствовал как бы ошеломленным и не вполне сознавал, что делаю и что вокруг меня происходит, а теперь я совершенно очнулся… Спасибо вам, мой милейший Моони, за ваше лечение! Теперь я опять молодцом и гожусь вам в помощники… Посмотрите, что с нашим нобельмэном, – шутливо продолжал Бриэ, – надо и его разбудить.

С этими словами он взял руку баронета и нащупал пульс.

– Гм!.. – многозначительно промычал он. – Пульс очень слабый!., очень слабый… почти неуловимый… Однако будем надеяться, что дело и здесь обойдется благополучно!.. Если хорошенько растереть ему затылок спиртом, то, пожалуй, нам удастся возвратить его к жизни. Я сам сделаю это, а вы, Моони, займитесь тем, другим! – и он указал кивком головы на Тирреля Смиса.

– Этим дуралеем, который натворил всю эту беду! – досадливо воскликнул Норбер Моони. – Нет уж, извините; я прежде посмотрю, что делается с моим бедным Виржилем.

С этими словами молодой ученый побежал в смежную комнату, где все еще лежал, распростертый на полу, Виржиль. Он приподнял его и стал усердно растирать лоб и виски эфиром, а потом трясти его до тех пор, пока тот, наконец, не стал приходить в себя.

– Эх-ма!.. да ведь уже светлый день!.. И мы все, слава Богу, живы!.. Вот это славно! – воскликнул Виржиль, когда к нему вернулось сознание. – А ведь я этого никак не ожидал, право! Никак не ожидал, господин офицер! Когда я вдруг почувствовал этот толчок и за ним страшное землетрясение, я не мог даже устоять на ногах. Ну, думал я, теперь нам всем конец!!! А вышло, что все это сущий пустяк…

С этими словами, проворно вскочив на ноги, он побегал в большую круглую залу и принялся все прибирать и приводить в порядок, подбирать осколки стекла и фарфора, подымать и расставлять мебель, словом, приводить все по возможности в надлежащий вид.

Тем временем доктор Бриэ не только успел привести в чувство сэра Буцефала Когхилля, но и его злосчастного образцового камердинера. Достопочтенный Тиррель Смис при падении украсил себе лоб громадной шишкой и, хотя и очнулся, но полное сознание не сразу вернулось к нему.