– Мне уже надоела эта вечная роль дармоедки здесь, – шутливо сказала Гертруда Керсэн, – и я, как права, требую и, как милости, прошу, чтобы и мне позволили наконец приняться за работу наравне с другими.

Превосходнейший ленч, приготовленный заботливым и старательным Тиррелем Смисом, и совершенно уже накрытый стол ожидал возвращения двух исследователей, но, по общему совету, было решено отложить этот завтрак еще на час, так как Норбер Моони полагал, что на заделывание бреши кратера потребуется никак не более часа.

Молодой ученый успел уже распорядиться всем: так, Виржиль отправился на склады за заступами, лопатами, лопаточками каменщиков, за мешком извести и бочонком с водой, а все остальные собирались в поход, надевая на спину ящики Каррэ и вооружаясь респираторами.

Тем временем Норбер Моони предупреждал своих друзей о странных явлениях, какие ожидают их под открытым небом на этой новой планете. Вечно веселая физиономия словоохотливого доктора Бриэ заметно удлинилась, когда он узнал, что во время продолжения пути он будет лишен возможности перекинуться хотя бы одним или двумя словами со своими компаньонами. Эта насильственная немота крайне огорчила и опечалила его.

Что же касается Гертруды Керсэн, то она относилась ко всему с самым удивительным мужеством и спокойствием.

– А что это за странная таинственная планета вон там? Я смотрю на нее почти с самого вашего ухода! – спросила она, обращаясь к Норберу Моони и подходя вместе с ним к окну, чтобы указать ему на большой млечно-белый серп, бледный и слабо светящийся, весьма схожий по виду с тем серпом, каким представляется жителям земли молодая Луна, но только с диаметром раза в четыре большим.

– Да это наша родная планета, наша Земля!1– ответил молодой астроном. – Мы, по крайней мере, будем постоянно иметь удовольствие видеть ее из наших окон. Это громадные часы Лунного мира, всегда видимые Для нас не только ночью, но и в продолжение всего дня, видимые с того полушария Луны, где мы с вами находимся, положительно во всякое время.

– Это Земля!.. – грустно вздохнула Гертруда. – Подумать только, что мой бедный дорогой папа находится теперь там, подвергаясь всем ужасам осады и не подозревая даже, что его дочь теперь занесена на другую планету!..

– Мы вернемся к нему… не сомневайтесь в этом! – сказал Норбер Моони, глубоко тронутый этой детской скорбью и любовью, так кротко выраженной молодой девушкой почти на одном вздохе.

– Неужели!.. Вы полагаете, что это возможно?.. – воскликнула молодая девушка с видимой сердечной тревогой не за себя, а за других.

– Я твердо на это надеюсь! – отвечал молодой человек.

Эти слова точно успокоительный бальзам подействовали на душу молодой девушки. За это время она так привыкла верить в осуществление всех планов и надежд Норбера Моони, что ни минуты не усомнилась в полной возможности того, что он сказал ей в утешение.

– Скорее к делу! – Уже почти весело воскликнула она, – не будем терять ни минуты, не будем упускать ни малейшего шанса к спасению!..

Все выбежали на эспланаду, но в первый момент произошло легкое замешательство.

Хотя Норбер Моони и объяснял и предупреждал всех о необычайных явлениях, которые ожидали их на Луне, но, очевидно, многие, в особенности оба слуги, Виржиль и важный Тиррель Смис, не вполне усвоили себе эти объяснения, потому что они совершенно растерялись и стояли в полном недоумении. Внезапное ощущение чрезвычайной легкости своего тела ужасно смущало их. Глядя на них, можно было думать, что это люди, страдающие сильной нервной болезнью.