– Н-нет… То есть вела раньше, но… Сейчас я больше ничего не записываю.

Спросить, почему, профессор не осмелился. Он уже увидел, что для Габриэлы это тоже болезненная тема, и был поражен тем, как много в ее молодой душе незаживших шрамов и кровоточащих ран.

– А что тебе нравится больше – поэзия или короткие рассказы? – вернулся он к вроде бы безопасной теме, надеясь, что тут не будет никаких сюрпризов. Впрочем, в глубине души старику нравилось разговаривать с Габриэлой, и он надеялся, что сможет как-то помочь ей успокоиться и прийти в себя.

И еще ему нравилось просто сидеть рядом с ней – такой молодой и прелестной. Габриэла чем-то напоминала профессору его покойную жену Шарлотту, с которой он познакомился, еще когда сам учился в Вашингтонском университете. Они поженились через неделю после выпуска и прожили душа в душу без малого сорок лет. Единственное, о чем жалел профессор, это о том, что они с Шарлоттой не могли иметь детей. Со временем их заменили студенты и ученики. Шарлотта тоже преподавала – правда, не литературу, а теорию музыки и основы композиции. В их квартире в университетском городке всегда было весело и шумно. Даже в свободное от занятий время Шарлотта постоянно музицировала или сочиняла стихи, которые тут же перекладывала на музыку и исполняла, аккомпанируя себе на чем попало – на рояле, на гитаре, иногда даже на простой расческе.

Обо всем этом профессор рассказал Габриэле, и она печально улыбнулась, не в силах скрыть своей зависти.

– Должно быть, ваша жена была удивительным человеком, – сказала она, и профессор кивнул.

– Да, – подтвердил он. – Как-нибудь я покажу тебе наши старые фотографии. В молодости Шарлотта была очень красива; когда мы поженились, все молодые люди завидовали мне просто до чертиков. Нам тогда было по двадцать с небольшим, мы были молоды и счастливы. Вся жизнь лежала перед нами, и сейчас я жалею лишь об одном – о том, что Шарлотта ушла так рано…

Конец ознакомительного фрагмента.