Она поставила стакан с водой и опустилась на пол. Через свои пижамные штанишки – сегодня на ней были ее любимые, с кошками, стреляющими лазерами из глаз – она почувствовала холод, но сейчас ей было просто необходимо заземлиться. Мэтт прямо в трусах сел рядом с холодильником.

– Послушай, – начала она.

– Ты не обязана ничего говорить.

– Конечно, я тебя только что чуть не вскрыла ножом, какие уж тут извинения.

Его взгляд был теплым и взволнованным.

– Я просто хочу, чтобы с тобой все было хорошо.

Как называлась та жуткая статья? «Возможно, самый добрый человек из живущих на Земле»? По крайней мере, в этом она согласна с Риком Лейном, Мистером Ничтожество-2000. Мэтт всегда сводил брови так, будто был вовсю заинтересован в другом человеке, и обладал настоящим сердцем, подходящим под звание, которое ему дали журналисты.

Он потянулся к ножу, который лежал на полу возле ее лодыжки. Нож был большой, размером с его предплечье.

Ее глаза вспыхнули – и она тут же их прикрыла.

– Мне, правда, очень жаль.

– Я знаю, ты не хочешь говорить об этом со мной, – сказал Мэтт. – Но, может быть, ты хочешь поговорить об этом с кем-нибудь еще?

– Например?

– Может быть, с доктором Новаком? Он сотрудничает с Министерством по делам ветеранов, помнишь? Мы работали с ним в центре для несовершеннолетних.

– Я не солдат, – сказала Слоан.

– Да, но он работает с ПТС.

Слоан никогда не ставили официального диагноза, но посттравматический синдром был у нее абсолютно точно. И все же было так странно услышать это от Мэтта. Он говорил так спокойно и буднично, как будто это какая-нибудь простуда.

– Хорошо, – кивнула она. – Я позвоню ему утром.

– Любому это пошло бы на пользу, понимаешь? – произнес он. – После всего того, через что мы прошли. Например, Инес ходила на терапию.

– Да, Инес начала терапию и до сих пор по всему дому выставляет ловушки, как в «Один дома», – произнесла Слоан.

– Согласен, не самый лучший пример.

Свет от лампы на задней лестнице струился через окна и заливал все оранжево-желтым цветом, контрастировавшим с темной кожей Мэтта.

– Вот тебе же это все не надо было, – сказала Слоан.

Он удивленно приподнял бровь:

– А где, ты думаешь, я пропадал целый год после того, как умер Темный?

– Ты говорил нам, что ходишь к врачу.

– А какой еще доктор будет назначать пациенту еженедельные встречи в течение многих месяцев?

– Я не знаю! Я подумала, что там могут быть проблемы с… – Слоан неопределенно показала в район своей промежности. – Ну, понимаешь, мальчики, все такое.

– Правильно ли я тебя понимаю… – он улыбнулся. – Ты подумала, что у меня какие-то двусмысленные медицинские проблемы, которые потребовали полгода регулярных визитов к врачу… и ты меня ни разу не спросила об этом?

Она подавила смешок:

– Похоже, я тебя разочаровала.

– Нет, нет, я просто впечатлен.

Когда они познакомились, ему было тринадцать лет. Долговязый угловатый мальчик, он не понимал, где начинается и где заканчивается его тело, но уже тогда у него была вот эта улыбка.

Она влюблялась в него с полдюжины раз, прежде чем осознала, что с ней случилось: когда он кричал, отдавая приказы под оглушительным воем Слива, спасая их жизни; когда он бодрствовал с ней в долгих ночных переездах по стране, в то время как все остальные уже спали; когда он звонил своей бабушке, и его голос становился мягче. Он ни о ком никогда не забывал.

Она начала водить большим пальцем ноги по плитке.

– Я была там раньше, знаешь? На терапии, – сказала она. – Когда нам было по шестнадцать, я походила пару месяцев.

– Да? – он немного нахмурился. – Ты никогда не говорила мне об этом.