Алби фыркнул:

– Терапия. И это все, что они могут нам сказать?

– А тебе не помогло? – спросила она.

– Да помочь-то помогло. Или не помогло. Не знаю я. Я просто хочу, чтобы люди перестали тыкать в нас этой терапией, как будто это единственный способ все исправить.

Когда он взял свой стакан с виски, его руки задрожали. Он посмотрел на нее.

– А зачем ты запросила эти документы, Слоан? – сказал он. – Похоже, это еще больше все усложнило.

На мгновение Слоан замолчала.

– Мне всегда было интересно, – сказала она. – Мне было интересно, нашли ли они других потенциальных Избранных? Я понимаю, существовал достаточно конкретный набор признаков, по которым нас отобрали, но я не верю, что в нашей стране с населением больше 300 миллионов человек нашлось лишь пятеро, удовлетворяющих этим критериям. Я думаю, были еще люди.

– И тебя это беспокоит?

Она кивнула.

– А что, если мы стали Избранными, а они нет, только потому, что наши родители согласились на это, а их родители – нет?

Она вспомнила свой разговор с матерью. Полутемная спальня, тяжелые задернутые шторы. Везде по полу разбросана одежда, по которой она шла к родительской кровати. И очертания матери, свернувшейся под одеялом, напомнившие ей дохлых насекомых на кухонном столе под светом тусклой лампы. Она помнила, как в комнате воняло немытым телом и спиртным.

И то, как мать сказала ей делать то, что она хочет.

Алби с грустью посмотрел на нее.

– Ну, тогда это означало бы, что у нас хреновые родители, – ответил Алби. – А, скажу тебе честно, для меня это не новость.

– Нет, все было вообще не так, – Слоан хохотала через каждое слово. – Берт отвел меня в сторону и сказал: «Мне кажется, у тебя получается хуже, когда на тебя смотрят».

– Ага, а потом он дал тебе задание стать убийцей-одиночкой! – воскликнул Алби. – Говорю тебе, так оно и было!

– Да как ты можешь мне говорить, что там было, если тебя-то там и в помине не было! Тем более что я и не убивала никого.

– Вот я тебе и говорю – ты была реально крутой Избранной. Не то что я – пушечное мясо. Берти мне так и говорил: «Алби, ты незаменим в атаке, Мэтту очень повезло, что у него есть ты». Ага. Ты, чтобы погибнуть вместо Мэтта и дать ему возможность двигаться дальше, чтобы спасти этот мир.

Слоан покачала головой:

– Ты же знаешь, он не это имел в виду.

Алби пожал плечами.

– Вот ведь вы засранцы! – Эстер переступила порог бара, одетая в пальто из искусственного меха, распушенный воротник был похож на старомодную метелку для пыли. За ее спиной стояла Инес, у двери стряхивал снег с плеч Мэтт.

– В следующий раз, когда соберетесь свалить, предупреждайте. Какая-то женщина рассказывала мне о своей поездке во Флоренцию битых двадцать минут!

Она бросила свой клатч на барную стойку и сделала знак бармену, попросив налить ей джина с тоником.

– Привет, – сказал Мэтт и положил руки на плечи Слоан. У него были холодные пальцы. – Странно ты решила отпраздновать нашу помолвку, не находишь?

– Ну вот, веселью пришел конец, – сказала Слоан Алби.

– Тс-сс, – ответил Алби. – Он тебя слышит.

– Господи помилуй! Слоан, скажи, что ты чувствуешь на самом деле? – спросил Мэтт сухо.

– Я сожалею о том, что напялила на себя все это синтетическое корректирующее белье, – ответила Слоан. – Присядь, выпей чего-нибудь.

– А что это ты ноги в салфетки завернула? – спросила ее Эстер.

– Если бы я послушалась Алби, я бы уже вся тут завернутая в салфетки сидела. – объяснила Слоан. – Как шаурма.

Ей не нравилось то, как Мэтт смотрел на нее. Как будто она сломалась у обочины дороги, и он заглядывал под капот, чтобы понять, в чем проблема. Как будто в ней было что-то не так, и он мог это исправить. Возможно, это и было их основной проблемой – он не видел ее, он видел некий образ, который он был готов принять с некоторыми изменениями, а она просто хотела, чтобы ее оставили в покое, вот такой пустой и сломанной, какая она есть.