– Алло! – прервал я, задыхаясь. – А теперь послушай меня: это не мистер Гэтсби. Мистер Гэтсби мертв.

На другом конце провода воцарилась долгая тишина, потом раздался возглас… потом щелчок – и связь оборвалась.

Кажется, это было на третий день, когда пришла телеграмма за подписью «Генри Гэтц» из какого-то городка в Миннесоте. В ней сообщалось лишь, что отправитель выезжает немедленно и просит задержать похороны до его приезда.

Это был отец Гэтсби, седовласый старик, беспомощный и потрясенный известием, закутанный в длинное дешевое пальто, несмотря на теплый сентябрьский день. Его глаза выдавали в нем постоянное волнение, так что когда я взял сумку и зонтик у него из рук, он принялся теребить свою редкую седую бороду так усиленно, что мне было трудно снять с него пальто. Он был на грани обморока, поэтому я завел его в музыкальную комнату и усадил там, распорядившись принести ему что-то поесть. Но он есть не захотел, а молоко выливалось из стакана, когда он брал его своей трясущейся рукой.

– Я прочитал об этом в чикагской газете, – сказал он. – В чикагской газете обо всем этом было написано. И я сразу начал собираться в путь.

– Я не знал, как сообщить вам.

Его глаза, ничего перед собой не видя, непрестанно бегали по комнате.

– Это был какой-то сумасшедший, – сказал он. – Это точно был сумасшедший.

– Хотите кофе? – я предложил ему.

– Я ничего не хочу. Мне всего достаточно, мистер…

– Каррауэй.

– Мне всего достаточно. Где они положили Джимми?

Я ввел его в гостиную, где лежал его сын, и оставил там. Несколько мальчиков поднялись по лестнице и заглядывали в зал; когда я сказал им, кто приехал, они нехотя удалились.

Через некоторое время мистер Гэтц открыл дверь и вышел; его рот был полуоткрыт, на лице был небольшой румянец, из глаз текли редкие слезы. Он достиг уже того возраста, когда смерть утрачивает свою устрашающую неожиданность, и когда он оглянулся вокруг себя впервые за все это время и увидел высоту потолков и все великолепие холла и огромных комнат, открывающихся из него, к его горю стала примешиваться некая благоговейная гордость. Я помог ему подняться в спальню наверху; пока он снимал пиджак и жилетку, я сообщил ему, что все приготовления насчет похорон были отложены до его приезда.

– Я не знал, какими будут ваши пожелания, мистер Гэтсби…

– Гэтц – моя фамилия.

– …мистер Гэтц. Я подумал, что, быть может, вы захотите увезти тело на Запад.

Он покачал головой.

– Джимми всегда предпочитал Восток. Он достиг своего высокого положения на Востоке. А вы были другом моего мальчика, мистер…?

– Мы были близкими друзьями.

– У него впереди было большое будущее, как вы знаете. Он был еще очень молод, но вот здесь у него было много ума.

Он многозначительно коснулся своей головы, и я кивнул головой в знак согласия.

– Если бы он был жив, он стал бы великим человеком. Таким, как Джеймс Джером Хилл. Он бы помог построить нашу страну.

– Это правда, – сказал я, чувствуя неловкость.

Он начал ощупывать вышитое покрывало, пытаясь найти его край и снять с кровати, а потом повалился на кровать и мгновенно заснул.

В тот вечер позвонил еще один явно испуганный некто, и потребовал у меня, чтобы я представился прежде, чем это сделает он.

– Это мистер Каррауэй, – сказал я.

– О! – с облегчением выдохнул он. – Это Клипспрингер.

Я тоже испытал облегчение, так как это означало, что у могилы Гэтсби будет присутствовать еще один друг. Я не хотел давать объявление в газеты и привлекать толпу зевак на его похороны, поэтому я пытался собрать горстку людей своими силами. Найти их было трудно.