Данная монография представляет собой попытку в определенной мере восполнить этот пробел. В книге (и это вполне правомерно для исследования остродискуссионных проблем, в качестве одной из которых выступает и проблема конфликтных ситуаций на предварительном следствии) отдельные положения даются в постановочном плане и, не претендуя на абсолютную завершенность, требуют своего дальнейшего исследования и обсуждения.

Надо иметь также в виду, что многие теоретические вопросы конфликтов в деятельности следователя рассмотрены нами ранее в специальной монографии[37], и потому здесь опускаются. В этой связи основное внимание уделено несколько иным аспектам конфликтов в деятельности следователя – методологическим, социальным, процессуальным и криминалистическим основам предупреждения и разрешения конфликтных ситуаций при расследовании преступлений.

Методология и логика изучения любой научной проблемы в первую очередь требует определения основных используемых при этом понятий и категорий. В противном случае исследование будет неконкретным и по сути дела беспредметным и безрезультатным. Это связано с тем, что многим понятиям и терминам в разных науках, а в ряде случаев и в рамках одной науки, придается различное значение. «Отсутствие же ясного термина, – писал В. И. Ленин, – способно лишь посеять колебания, нерешительность, путаницу…»[38]. В нашей работе такими понятиями являются понятия следственной ситуации, конфликта в целом и конфликтов в деятельности следователя в частности. Определяя те или иные понятия и категории, мы учитываем методологически важное требование, сформулированное В. И. Лениным: «Категории надо вывести (а не произвольно или механически взять) (не «рассказывая», не «уверяя», а доказывая)…»[39].

В криминалистической литературе высказаны различные мнения о сущности следственных ситуаций. Одни авторы полагают, что это – обстановка, условия, в которых осуществляется расследование в определенный момент производства по делу[40]; другие видят в следственной ситуации модель обстановки, «элементами которой являются существенные признаки и свойства обстоятельств, имеющих значение по уголовному делу, связи и отношения между ними, а также между участниками процесса расследования, наступившие или предполагаемые результаты действий сторон»[41].

На наш взгляд, обе изложенные позиции не противоречат друг другу. Однако их создатели вкладывают в понятие следственной ситуации различный смысл, рассматривая его на разных уровнях общности. Для уяснения этого положения обратимся к общенаучному значению понятий, используемых при определении приведенных выше дефиниций следственной ситуации.

Понятие «ситуация» (от позднелат. situatio – положение) обозначает сочетание условий и обстоятельств, создающих определенную обстановку[42]. Под «моделью» в современной науке понимается материально или мысленно представляемый объект, который с сознательно определенной степенью сходства и абстрактности воспроизводит существенные черты объекта-оригинала (процесса, явления, предмета), чтобы его непосредственное изучение дало новые знания о последнем[43].

Очевидно, что следователь работает не в некой искусственно созданной обстановке, а в тех реальных условиях и обстоятельствах, сочетание которых и создает реальную следственную ситуацию. Именно с ней – реальностью, объектом-оригиналом, а не с моделью – объектом-заместителем следователь имеет дело, определяя тактику и методику расследования конкретного преступления, совершенного конкретным лицом. Более того, одна и та же обстановка, характеризующая расследование, может представляться различной (иногда и существенно) разным следователям в зависимости от их профессиональной и общей подготовки, опыта работы, темперамента, черт характера и других многочисленных и практически не поддающихся квантификации факторов. Но это отнюдь не модели. Это реальная обстановка, воспринимаемая конкретным следователем в соответствии с ленинской теорией отражения адекватно, активно и избирательно. В этой связи представляется, что когда речь идет о реальной ситуации расследования, использование понятия модели неправомерно. Ни в коей степени не умаляя роли моделирования как общего метода познания реальной действительности, нельзя не присоединиться к замечанию А. Г. Гранберга: «Понятия «модель» и «моделирование» стали настолько употребительными, что зачастую сложно разобраться, где же кончается «мир» моделей и что в процессах познания не является моделированием»