Наконец, я должен еще сознаться, что именно в настоящую минуту достаточных средств для скорого предприятия столь дальнего пути (у меня нет. – Д. С.). Я мог бы, может быть, получить порядочную сумму от г-на Каткова, но по болезни моей не могу ручаться ни за срочность окончания работы, ни его высылки на Афон и боюсь, как бы, дожидаясь от него денег до октября (как я думал сначала), не возбудить неудовольствия Вашего.

Поэтому и позволяю себе просить почтительнейше о выдаче мне хотя бы взаимообразно (если иначе нельзя) около ста турецких лир из каких-либо сумм, имеющихся в посольстве, для того, чтобы я скорее мог удовлетворить выраженным в предписании Вашем требованиям.

Публикуется по автографу (ГМЛ).

16 января 1873 г., Салоники^>1

Нет! Видно, еще искра прежнего сочувствия есть в наших сердцах! Только что я написал Вам, как получил Ваше милое и менее обычного казенное письмо.

Не могу понять чувств, обуревающих П-ва^>2, и потому, при всей искренней моей к нему приязни, как-то не могу его жалеть душевно. Вообще, я этим бракам, от которых много ждут, не сочувствую. Брак есть разделение труда, тяжкий долг, святой и неизбежный, но тяжелый, налагаемый обществом, как подати, работа, война и пр. Работа и война имеют свои поэтические и сладкие минуты, ими можно восхищаться, но надо помнить, что одна большею частью нестерпимо скучна, а другая очень опасна и тяжела. Отчего же на брак не хотят смотреть как на общественное тягло, которое иногда не лишено поэзии, но от войны и тяжелой работы отличается тем, что война опасна, но не скучна, а работа большею частью скучна, но не опасна физически? Брак же для женщины опасен физически, а для мужчины – скучен большею частью крайне. Я согласен с тем французом, который сказал: L'amour n'a rien à faire avec les devoirs pénibles et sévères du mariage[11].

Если я ни разу не каялся, что женился, и если моя брачная жизнь дала мне много хороших минут, то это оттого, что я шел в церковь без очарования и, кроме худа для себя, от брака ничего не ждал и все мало-мальски хорошее принимал за дар судьбы. Когда П-в написал мне летом свое восторженное письмо, где называл жену ангелом (!), тогда как она гораздо более похожа на бойкого крепостного форейтора, то меня всего перевернуло и я почти предсказал ему, что добра тут не будет. Не понимаю и ревности к законной жене. Это что-то чересчур первобытное… Ну, обнимаю Вас тысячу раз.

Ваш когда-то Л<еонтьев>

Впервые опубликовано в кн.: Памяти К. Н. Леонтьева. СПб., 1911. С. 212, 213.

^>1Салоники — крупный портовый город в Греции на берегу Эгейского моря.

^>2П-в — неустановленное лицо.

22 марта 1873 г., Константинополь

Милейший друг Константин Николаевич, здравствуйте!

Я жив и даже как будто здоров, чего и Вам желаю (несмотря на то что Вы своей «Истории» мне все-таки не прислали).

Ради Бога прошу и умоляю Вас, перешлите немедля и бережно «Генерала Матвеева» в редакцию «Русского вестника» прямо на имя Павла Михайловича Леонтьева^>1. Непременно на его имя. Не погубите меня какой-нибудь медлительностью или небрежностью. Помните, друг мой: 1) что у меня другой рукописи нет и 2) что теперь для меня литература есть хлеб, ибо службу я оставил. По правде сказать, ужасно я боюсь за эту рукопись, чтобы она не пропала. Считая по 100 рублей за лист, это ведь, может быть, больше 1000 рублей.

Не говоря уже о нравственной потере и так далее. Пощадите же! Уж я знаю, как русские друзья способны вредить любя… Отчего?.. Кто знает?

Великая нация! Ей все нипочем! Что ни день, то великое произведение мысли и поэзии… Можно поэтому второстепенные вещи терять, бросать, не печатать и т. д.