Пастырь стоял на коленях. Снег облепил алые полы рясы. Марбл поднялся. Его ждала охота.

Пора созвать Волков.


* * *


В их диких глазах – ярость, голод и гнев. Красношкурые оборотни бежали от города к городу, а за ними следовала вьюга. Живые прятали немертвых – иначе волки вгрызались в их глотки. Звери стали кошмаром Пограничного Мира. Говорили, когда-то они были людьми, но за долгой охотой это забыли.

Крепкие тела, быстрые ноги, сильная воля. Они теперь были волками. Стая красной стрелой летела через заснеженную равнину, окруженную горами. Густая шерсть цвета крови, острые когти, звериная жестокость. Охота. Мраморные Волки загоняли зверя, имя которому Время. Они чуяли смрад его тела, его страх. Близко. Совсем близко.

Вожак не хотел помнить, что когда-то был человеком. Он больше не молился, не просил. Никто не мог ему помочь – только он сам. В волчьем разуме не было места людским мыслям – только раненый шестиглазый олень, чья морда облеплена ледяными мухами. Марбл помнил, как вцепился ему в ногу, но тварь успела сбежать. Больше ей это не удастся.

Не сегодня. Вожак чуял кровавый след. Его стая рычала, неслась за ним красной лавиной. От них не спастись. Лапы проваливались в снег, это не могло замедлить волков. Марбл чувствовал их ярость, она подпитывала его, заставляла бежать еще быстрее. Он слышал бой барабанов – буря позади праздновала их охоту, близость их цели.

Вожак слышал голос бога: убей, убей, убей. В ритме этих слов бились волчьи сердца. Молитвенные четки рябиновым ошейником обвились вокруг горла Марбла. Он не отдаст свою добычу никому, в зубах принесет ее господину.

Дыхание паром вырывалось из распахнутых пастей. Волки устали, но выдохся и олень. Время бежал все медленнее. Марбл знал, что скоро сможет вцепиться ему в глотку. Он хотел этого – нёбом почувствовать кровь, насытиться теплым мясом.

Никто не станет читать молитв о тех, кто не смог бежать. Их оставили, бросили, забыли. Всех тех, кто не сменил человечьи шкуры на звериные. За вожаком следовали только сильные.

Из лучших лучших надо брать всегда, иначе кровью станет вдруг вода.

Стая жадно пила воду из незамерзавшего родника. Она казалась им оленьей кровью. Раньше – священники, мясники, теперь – дикое племя на звериной охоте. Они загоняли добычу. Время отчаянно рвался к собственной гибели. Волки шли по его следам.

Марбл замедлился, останавливая стаю – впереди было озеро. Лед был тонким и хрупким – битым стеклом он лежал на поверхности воды. Вожак помнил, что многие пошли здесь ко дну – холодные течения унесли их в другие миры, не оставив даже костей. Олень этого не знал. Он беспомощно бил ногами, барахтался, пытался опереться на непрочную корку льда. Она рассыпалась, как хрусталь.

Марбл поплыл. Молитвенные четки горели огнем, придавали сил. Вожак был готов бороться. Его стая загнала добычу, но убить ее он должен сам.

Время беспомощно взвыл, заметив волка. Шестиглазый олень пытался уплыть, но оборотень был сильнее, быстрее. Марбл греб лапами, не чувствуя холода. Он видел, что его добыча выбилась из сил, замерзла, не могла больше держаться на поверхности. Олень пропал под толщей воды. Волк нырнул за ним. Во тьме он видел ясно – казалось, сама его шкура светилась. Время двигался медленно, застывал, он не мог бороться.

Легкая добыча. Слишком легкая.

Марбл вцепился оленю в глотку. Из нее хлынула теплая кровь. Вожак напряг все силы, чтобы вытащить тяжелое тело на поверхность. Стая помогла ему, вынесла на берег, согрела.

Полуразложившаяся, покрывшаяся льдом туша оленя лежала перед ними. Время был мертв. Стая завороженно смотрела на него. Он был единственным мертвецом за последние несколько столетий. В шести невидящих глазах Марблу мерещилась усмешка. Вожак сильным ударом раздробил череп оленя.