Хрипя и плюясь, он с трудом свалил с себя тварь, повернулся на бок, встал на четвереньки, тряся головой, и попытался стереть с лица кровь. Песок и крошка на перчатке царапали веки, мешаясь с быстро густеющей жидкостью, оставляли на лице шершавую корку, но Вику наконец удалось открыть глаза…

По-хорошему теперь следовало сжечь мутанта, чтобы его поганый труп не отравил землю и воздух вокруг. Однако сегодня все было не так, как всегда. Одиночество и непривычная свобода как бы подталкивали обычно дисциплинированного Вика к странным мыслям. Ему вдруг нестерпимо захотелось посмотреть на того, с кем он дрался. Твари было не отказать в мастерстве и мужестве, Вик успел проникнуться к ней невольным уважением. Наконец, им двигало простое человеческое любопытство, которое обычно гасится неусыпным надзором начальства и необходимостью быть примером для подчиненных. Но сегодня он был словно сам по себе. Словно тот факт, что его посчитали погибшим, списали, делал его невидимкой. А на невидимок правила не распространяются, ведь так?

Здравый смысл говорил ему, что тварь, скорее всего, токсична. Но им уже овладела эта бесшабашная лихость, этот кураж, эта веселая злость… Эйфория выжившего толкает иногда на абсурдные, иррациональные поступки. Он увидит морду мутанта – пусть даже это будет последнее, что он увидит в жизни, и насрать на все!

Вик рванул шлем, приготовившись взглянуть на харю чудовища. Но голубые глаза мертвеца смотрели на него с чистого, вполне человеческого лица. Неясное чувство заставило Вика вглядеться в его черты, смутно напоминающие кого-то. Вик провел рукой по лицу врага, убирая с него светлые волосы. Его пальцы наткнулись на какой-то шнурок на шее мертвеца. Безотчетно потянув за него, Вик вытащил на свет маленькую глиняную птичку. Замер, слушая грохот крови в ушах. А потом закрыл рукой глаза Лео.

Через какое-то время он с удивлением понял, что плачет. Вик не плакал никогда, даже в детстве, и соленый вкус слез поразил его. Он еще раз взглянул на талисман брата: птичка потерлась, краска с ее крылышек облупилась, а носик был надломан. Вик повесил ее на шею, потом выкопал ножом могилу – тут же, в развалинах – и похоронил Лео. Это стоило сил, в ноге пульсировало глухой болью, и Вик понял, что надо торопиться. Он вызвал эвакуатор – и как раз успел увидеть санитаров с носилками, прежде чем отрубился.

Рана оказалась неопасной, через пару дней можно было снова возвращаться в строй. Но Вик впервые воспользовался своим правом героя и попросил встречи с командованием. Разумеется, ему не отказали.

Штаб был намного меньше, чем ему всегда представлялось, и намного… обыденнее, что ли. Вокруг небольшого круглого стола сидело шестеро пожилых людей – Вик давно не видел таких стариков, вокруг него всегда находились только молодые.

– Ну, боец, вылечили раны? – с подчеркнутой молодцеватостью воскликнул тот, чьи портреты украшали каждую кадетскую казарму. В жизни он выглядел далеко не таким значительным, как на портретах.

– Вылечил-вылечил, – деловито, но не по уставу доложил Вик и под удивленными взглядами собравшихся, не торопясь, расстегнул на груди комбинезон.

Все они давно не были в реальном бою, а может, и никогда не были. Но взрывчатку узнали безошибочно. А, зассали, с удовлетворением отметил про себя Вик. У гвардейца, стоявшего у двери, глаза полезли на лоб.

– Сынок, ты иди отсюда… – задушевно попросил его Вик.

Пацан был не боевой, так себе, салажонок, декорация. Расслабились, суки, не боятся совсем, подумал Вик, нажимая на красную кнопку пульта в руке.