Обогнув дом, я забрался в разросшийся там кустарник и с превеликим удовольствием облегчился. Моча впитывалась в землю, и от нее шел пар. Я зябко поежился, предвкушая возвращение в теплую постель, где меня поджидали еще пару часиков сна или же продолжение таинственной истории Лавкрафта, – как пожелаю.
Не тут-то было!
– Двинься, – буркнул Сережка.
Я покорно отошел.
– Доброго утра.
– Будет добрым, как только отолью, – пробормотал он. – И почему по утрам так?
Я направился к дому и уселся на крыльце. Озноб постепенно проходил, как и мечты о дальнейшем сне. В траве у меня под ногами извивалась мохнатая гусеница с желтыми полосками по бокам; всеми силами она пыталась отогнать настырного черного муравья. Тот не сдавался.
Через некоторое время вернулся Сережка. Он присел рядом и мечтательно посмотрел на темнеющий вдали лес. Не без удовольствия поковырявшись в носу, задумчиво произнес:
– Хорошо тут.
– Ага.
– Гораздо лучше, чем в душном городе.
– Ага.
Так рассуждал Сережка, даже и не догадываясь, что через год-другой сделается завсегдатаем каменных джунглей, забудет дорогу к таким вот деревенским рассветам, и наши с ним жизненные пути навсегда разойдутся. Но, конечно же, в то утро мы ведать не ведали, как оно все обернется, и считали друг дружку лучшим друзьями едва ли не на веки вечные.
– Ну, какие у нас на сегодня планы?
Сережка оглянулся на дом, потом посмотрел на меня своими темными умными глазами. Его уши забавно торчали, а ветер перебирал растрепанные ото сна волосы.
– Мамка проснется, пожрем да на реку, – сказал он. – Буду учить тебя рыбу удить.
– Удочками?
– Нет, блин, руками! Гарпунить ее будешь.
Я засмеялся, и он снисходительно улыбнулся в ответ.
– А мы жрать точно хотим? – спросил я. – Может, ну его, этот завтрак? Айда прямо сейчас, к обеду как раз воротимся.
Тут вновь заголосили петухи. Из дома напротив вышел сосед – жилистый и весь словно бы прокоптившийся от многодневной работы на солнце. На плече у него красовалась синеватого цвета наколка, сделанная, видимо, очень давно, так что разобрать сам рисунок казалось уже невозможным. Одет же он был типично по-деревенски: болтающиеся кальсоны и грязная майка, а на ногах – безразмерные галоши. Потянувшись, сосед приветливо махнул нам рукой, после чего огляделся, будто бы что-то искал, и убрался обратно в сени. Спустя минуту-другую вернулся с сигаретой в зубах, прикурил и с довольным видом уставился в сторону восходящего солнца.
Начинало припекать.
– Без завтрака нельзя, – сказал Сережка. – Да и мамку предупредить надо, куда мы собрались.
– Зачем?
– Балда, ты ж теперь вроде как у нее на попечении! – Сережка не больно ткнул меня локтем в бок. – Ладно я, но она и за тебя ответственность несет.
Об этом я как-то и не подумал.
* * *
– Ну что, разбойники, куда намылились?
Перестав терзать вилкой яичницу-глазунью, я скосился на Сережку.
– На реку пойдем, – ответил он, – рыбу ловить.
– Хм…
Я куснул толстую красную помидорину, тщательно прожевал. Завтракать совсем не хотелось; где-то рядом все еще стоял преданный сон, и уж очень неплохо было бы вернуться к нему. Хотя бы на пару часиков. Поваляться в кровати, как обычно я делал дома. Послушать бормотание телевизора…
– Купаться, надеюсь, осторожней будете?
– Какое купаться?! – искренне возмутился Сережка. – Рыбу ловить идем!
– Ну, естественно, – мягко улыбнулась его мать. – Только если полезете в воду, повнимательней. Течение там коварное. Это оно с виду спокойное, а на деле…
– Все знаю, мам, – перебил Сережка. – Помню еще, как в том году утопленника вытаскивали.