Оборвутся внезапно над тёмной крутою волной.
Капитан Моисей уведёт свой народ, неприкаян,
По поверхности зыбкой, от белых барашков седой.
Через этот пролив не достанет булыжником Каин,
Фараоново войско не справится с этой водой.
Городам его светлым грозить перестанет осада,
И над пеной прибоя, воюя с окрестною тьмой,
Загорится маяк на скале неприступной Масады,
В океане времён созывая плывущих домой.
1993
Фельдфебель Шимон Черкасский
>(песня)
Кавалер Святого Георгия,
фельдфебель Шимон Черкасский,
Что лежит на Казанском кладбище
в Царском Селе осеннем,
Представитель моей отверженной
в этой державе касты,
Свой последний бивак наладивший
здесь, под дубовой сенью.
Гренадёр императорской гвардии,
выходец из кантонистов –
Нелюбимых российских пасынков
выпала с ним судьба нам.
Неродного отечества ради
был он в бою неистов,
Управляясь в часы опасности
с саблей и барабаном.
Давний предок единокровный мой
фельдфебель Шимон Черкасский,
За отвагу на поле брани
орден свой получивший,
Обладатель ружья огромного
и медной блестящей каски,
В девяносто четвёртом раненый,
в девяносто шестом – почивший.
Ах, земля, где всегда не хватало
нам места под облаками,
Но которую любим искренне,
что там ни говорите!
Ощущаю я зависть тайную,
видя надгробный камень,
Где заслуги его записаны
по-русски и на иврите.
И когда о последнем старте я
думаю без опаски
И стараюсь представить мысленно
путь недалёкий сей свой,
Вспоминается мне лейб-гвардии
фельдфебель Шимон Черкасский,
Что лежит под опавшими листьями
на окраине царскосельской.
1993
Подполковник Трубятчинский
>(песня)
Подполковник Трубятчинский, бывший сосед по каюте,
С кем делили сухарь и крутые встречали шторма,
Не качаться нам впредь в корабельном суровом уюте,
Где скрипят переборки и к небу взлетает корма.
Опрокинем стакан, чтобы сердце зазря не болело.
Не кляните судьбу, обо всём не судите сплеча!
В зазеркалье у вас всё читается справа налево, –
В иудейской пустыне нашли вы последний причал.
Подполковник Трубятчинский –
в прошлом надежда России –
Он сидит у окна, и в глазах его чёрных – тоска.
Позади океан, ядовитой пропитанный синью,
Впереди океан обожжённого солнцем песка.
Подполковник Трубятчинский, что вам мои утешенья! –
Где бы не жили мы и какое б не пили вино,
Мы – один экипаж, все мы жертвы кораблекрушенья,
Наше старое судно ушло невозвратно на дно.
Подполковник Трубятчинский, моря солёного житель,
Как попасть вы смогли в этот город безводный Арад?
Надевайте погоны, цепляйте медали на китель
И – равненье на флаг, – наступает последний парад!..
Возвращение в рай, а скорее – изгнанье из рая,
Где ночные метели и вышки покинутых зон…
Подтянувши ремень, обживает он остров Израиль –
Наших новых времён, наших новых морей Робинзон.
1993
Провинция
Насколько мы честно себя ощущаем провидцами?
Согласно Ключевскому, центр России – провинция.
Не Питер надутый, не матушка Первопрестольная,
Откуда лишь смуты и нравы идут непристойные.
Здесь мысли неспешны, и топкие вёрсты немеряны,
Фельдъегерь с депешей блуждает, в пространстве затерянный.
В начальстве изверясь, не примут здесь, семечки лузгая,
Ни Никона ересь, ни немца одежду кургузую.
Иные здесь лица, иные заботы и праздники,
В столице царица, а здесь Пугачёвы да Разины.
Здесь дали туманны, а люди дотошны и въедливы, –
Так глубь океана и стынет и греется медленно.
Столичные взрывы не тронут их быта сутулого, –
Известно, что рыба гниёт с головы, а не с тулова.
Истлеет во рву, кто задумал с ней мериться силою,
Кто, взявши Москву, возомнит, что владеет Россиею.
Сто раз оплошает, но снова, болезная, вытянет,
Поскольку решает сама – не цари и правители,