Там на фоне клубящейся хмари
Нас локатором отыскав,
Молча смотрят подводные твари
На светящийся батискаф.
Смотрят рыбы большими глазами,
Что приучены к жизни ночной.
Так смотрели бы, верно, мы сами
На посланцев планеты иной.
Хорошо, если души могли бы,
Нас покинув в назначенный час,
Воплотиться в подобие рыбы
С фонарями светящихся глаз;
Чтобы плавать им вместе со всеми
В этой горько-солёной среде,
Где не властно всесильное время
В недоступной теченью воде.
1982
Около площади
>(песня)
К спектаклю по пьесе Бориса Голлера «Вокруг площади»
Ветер неласковый, время ненастное,
хмурь ленинградская.
Площадь Сенатская, площадь Сенатская,
площадь Сенатская.
Цокали, цокали, цокали, цокали,
цокали лошади
Около, около, около, около,
около площади.
Мысли горячие, мысли отважные,
мысли преступные.
Вот она – рядом, доступная каждому
и – недоступная.
Днями-неделями выйти не смели мы, –
время нас не щадит.
Вот и остались мы, вот и состарились
около площади.
Так и проходят меж пьяной беседою,
домом и службою
Судьбы пропавшие, песни неспетые,
жизни ненужные…
Цокали, цокали, цокали, цокали,
цокали лошади
Около, около, около, около,
около площади.
1982
Питер Брейгель Младший. «Шествие на Голгофу»
О чём он думал, Питер Брейгель,
Какими образами бредил,
Когда изобразил Христа
На фоне северной равнины,
Сгибающим худую спину
Под перекладиной креста?
Фламандские вокруг пейзажи, –
Взгляните на одежды стражи,
На эти мельницы вдали!
Ещё один виток дороги,
И он, взойдя на холм пологий,
Увидит в море корабли.
Ещё не бог он. На мольберте
Он человек ещё, и смертен,
И явно выглядит чужим
В долине этой, в этом веке,
Где стужа сковывает реки
И над домами вьётся дым.
Светало. Около отлива
Кричала чайка хлопотливо.
Тяжёлый дождь стучал в окно.
О чём он думал, Младший Питер,
Когда лицо устало вытер,
Закончив это полотно?
О чём он думал, старый мастер?
В ночном порту скрипели снасти,
Холодный ветер гнал волну.
Об одиночестве пророка,
Явившегося позже срока,
Попавшего не в ту страну?
Толпа в предчувствии потехи.
Мерцают золотом доспехи,
Ладони тянет нищета.
Окрестность – в ожиданье снега,
И туча провисает с неба,
И над Голгофой – пустота.
1982
Николай Гумилёв
От неправедных гонений
Уберечь не может слово.
Вам помочь не в силах небо,
Провозвестники культуры.
Восемь книг стихотворений
Николая Гумилёва
Не спасли его от гнева
Пролетарской диктатуры.
Полушёпот этой темы,
Полуправда этой драмы,
Где во мраке светят слабо
Жизни порванные звенья –
И застенок на Шпалерной,
И легенда с телеграммой,
И прижизненная слава,
И посмертное забвенье.
Конвоир не знает сонный
Государственных секретов, –
В чём была, да и была ли
Казни грозная причина.
Революция способна
Убивать своих поэтов,
И поэтому едва ли
От погрома отличима.
Царскосельские уроки
Знаменитейшего мэтра,
Абиссинские пустыни
И окопы на Германской…
И твердят мальчишки строки,
Что солёным пахнут ветром,
И туманный облик стынет
За лица бесстрастной маской.
И летят сквозь наше время
Горькой памятью былого,
Для изданий неуместны,
Не предмет для кандидатских,
Восемь книг стихотворений
Николая Гумилёва,
И как две отдельных песни –
Два «Георгия» солдатских.
1982
Иван Пущин и Матвей Муравьёв
>(песня)
За окнами темно,
Закрыты ставни на ночь.
Ущербная луна
Струит холодный свет.
Раскупорим вино,
Мой друг Иван Иваныч,
Воспомним имена
Иных, которых нет.
Сырые рудники
Хребты нам не согнули.
И барабанный бой
Над нашею судьбой.
Острогам вопреки,
Штрафной чеченской пуле,
Мы выжили с тобой,
Мы выжили с тобой.
Кругом колючий снег,
Пустыня без предела.
За праздничным столом
Остались мы вдвоём.
Идёт на убыль век,
И никому нет дела,
Что мы ещё живём,
Что мы ещё живём,