– Да, он сын Беатрис, но он – мой кузен. И я люблю его больше всего в мире. Пожалуйста, помогите ему.

Взгляд ее потеплел, когда она увидела меня не хозяйкой Вайдекра, возвышающейся перед ней на лошади, а умоляющей о помощи девочкой на голову ниже ее.

– Ладно, – уступила она. – Они вернутся примерно через час. И я попрошу их сразу же отправиться на поиски.

Я почувствовала, как мои глаза наполнились слезами.

– Благодарю вас, – хрипло ответила я и пошла к оставленной лошади.

Использовав выступ каменной ограды в качестве опоры, я взобралась на Шехеразаду и повернула лошадь к Экру. Я чувствовала, что миссис Грин провожает меня взглядом, в котором светятся симпатия и сочувствие.

Когда мы свернули к Экру, я уселась поглубже в седло и пустила Шехеразаду в галоп. Я приподнималась на стременах в такт ее бегу и не чувствовала ни малейшего страха, а только восторг от ветра, дующего в лицо, от ритмичного стука ее копыт, от ощущения скорости. В Экр мы ворвались с грохотом отряда кавалерии, и около кузницы я остановила мою кобылку ликующим возгласом.

– Нед Смит! – позвала я, и он мгновенно вынырнул из темной кузницы, на ходу надевая кожаный передник.

В его лице светилась радость. Он думал, что я приехала предложить ему какую-то работу.

– Нет-нет, у меня нет для вас работы, – заторопилась я. – Извините, пожалуйста. Ричард упал с лошади во время прогулки. Джон Денч отправился искать его и сказал, чтобы я попросила вас помочь ему.

Кузнец снял передник и бросил его на пустую наковальню.

– Отчего же нет, – угрюмо ответил он. – Многие согласятся помочь вам, если вы заплатите им пенни.

– Да. – Я неловко кивнула. – Я сожалею, что не могу предложить вам сегодня работу. Вы, наверное, услышали стук копыт и обрадовались. Боюсь, мы вряд ли сможем заплатить больше одного пенса на человека.

При этих словах он вскинул на меня глаза.

– А вы почему беспокоитесь о работе? – холодно спросил он.

– Потому что я – Лейси, – ответила я и, рассерженная его взглядом, продолжила: – Я знаю, что сейчас все идет у вас плохо, но мы были здесь сквайрами, и то, что плохо для вас, плохо и для нас. И мне очень жаль, что все так произошло.

Лицо кузнеца смягчилось, но он по-прежнему смотрел на меня сурово. Казалось, его глаза забыли, что такое улыбка.

– А, – отмахнулся он, но, желая быть великодушным, добавил: – Вы-то были тогда совсем грудным ребенком, и вас никто ни в чем не винит. Я соберу людей, и мы найдем вашего кузена. Не тревожьтесь.

– Спасибо, – сказала я.

– Вам понравилось ездить верхом? – спросил он, вдруг заметив, что я сижу в седле по-мужски и опираюсь на укороченные стремена.

– Очень, – просияла я в ответ. – Я попробовала и рысью, и галопом. И теперь не испытываю никакого страха.

– Вы скачете как мисс Беатрис, – негромко, будто про себя, продолжал кузнец. – И у вас такая же, как у нее, улыбка. В первую минуту, увидев вас, я вспомнил ее, когда она еще не сошла с ума.

«Когда она еще не сошла с ума» – в моем мозгу эти слова прозвучали как заклинание, объясняющее мне все.

– Она сошла с ума, – повторила я их вслух. – Что вы имеете в виду? Моя тетя Беатрис никогда не сходила с ума.

Он бросил на меня иронический взгляд из-под косматых бровей.

– Это вам так говорят, осмелюсь возразить. Мы здесь, в Экре, видели совсем другое. Но это старая история, и мало толку ее рассказывать.

– А что вы такое видели в Экре? – настойчиво спросила я, нагнувшись с седла и вопросительно глядя в глаза кузнецу.

Мне казалось, что одно слово об улыбке Беатрис могло бы объяснить мне все. И почему мы теперь такие бедные, и почему земля вокруг пустует и не родит ничего, кроме сорняков.