– Если ты сжимаешь ее бока коленями, это означает «вперед», – учил дедушка.

Он опустил руки и заметно напряг мускулы ног. И сразу же Шехеразада поплыла вперед красивой, элегантной поступью. Она была прекрасна, как фонтан, сверкающий на солнце. Я любовалась ею, мне было даже по-настоящему больно от ее совершенства. В жизни я не видела ничего более прекрасного.

– Но если ты одновременно говоришь ей «стоп» и «вперед», то ты сбиваешь ее с толку. Противоречивые команды нервируют лошадь. С лошадьми ты всегда должен быть предельно четок. Как, впрочем, и с людьми, – добавил дедушка с сухой насмешкой. – Шехеразада – превосходная лошадь. И у нее добрый нрав. Но она требует мягкости в обращении. Сиди в седле поглубже, чтобы она чувствовала тебя. И ясно говори ей, что ты хочешь. Она сделает все на свете, если будет чувствовать твою любовь.

Он подскакал к Ричарду и спрыгнул с лошади.

– Садись, парень, – мягко обратился он к моему кузену. – Она знает свое дело. Тебе следует научиться своему.

Он стал помогать Ричарду усесться в седло, тот поспешил вставить одну ногу в стремя и уже перекинул вторую, но никак не мог найти другое стремя и тыкал носком ботинка в бок лошади. Шехеразада испуганно шарахнулась и толкнула дедушку, который тут же выругался.

– Успокойтесь-ка, оба! – прикрикнул он и на лошадь, и на всадника. – Вам надо притереться друг к другу. Вы – словно пара струн, натянутых слишком сильно. Что, черт побери, случилось с твоим стременем, Ричард?

– Ничего, сэр. – Голос Ричарда звучал тонко и жалобно. Я с удивлением поняла, что он боится. – Я не мог сначала найти его. Но теперь все в порядке.

– Впредь постарайся делать это, не тыча ботинком ей в бок, – сердито посоветовал дедушка. – Не беспокой животное. С ним нужна ласка. – Забирая поводья у Денча, он бросил ему многозначительный взгляд, значения которого я не поняла. – А теперь, – дедушка уже сидел в седле, – скачи ко мне.

Ричард напряженным жестом опустил руки, и Шехеразада двинулась вперед, ступая так осторожно, словно видела впереди себя пропасть. Наблюдая за ней, я буквально кожей чувствовала ее страх и внезапно поняла причину сегодняшних неудач.

Она невзлюбила Ричарда.

Вот почему она вздрагивала и переступала на месте, когда Ричард садился в седло. Вот почему он сидел на ней так неловко и был таким бледным. Что-то в нем тревожило благородное животное. Я даже чувствовала запах пота, выступившего у нее от страха.

Я не могла больше видеть это. Когда Ричард остановил ее коротким рывком, я вздрогнула, будто от боли. Когда дедушка подхватил повод и повел ее с поля, с Ричардом, неловко сидящим в седле, я невольно подняла плечи, будто желая облегчить ее ношу.

Ричард не был больше похож на рыцарей из детской сказки.

Он пугал меня. Я соскользнула с забора, тщательно отряхнула мое муслиновое платьице и, не оглядываясь, пошла к дому.

Я знала, что первый урок верховой езды, полученный Ричардом, прошел далеко не блистательно, поскольку сама была тому свидетелем, но я никогда не узнала бы этого от Ричарда. Когда он пришел к обеду, вымытый и переодетый, его лицо сияло улыбкой, а ответы на мамины вопросы дышали уверенностью. И я подумала, что после того, как я покинула свой наблюдательный пост, дела пошли много лучше.

– У него довольно тяжелая рука, – кислым тоном ответил дедушка на мамин вопрос. – Но верховая езда у него в крови. Он скоро научится держаться в седле. Гарри Лейси, я имею в виду старого сквайра, тоже имел руки как бараньи копыта, мы даже, бывало, смеялись над ним, но он и сам был превосходным наездником и научил великолепно скакать Беатрис и Гарри. А какой она была наездницей! – Тут он внезапно замолчал, возможно вспомнив рыжеволосую девушку на белом скакуне. – Странно даже, что ее сын такой неловкий! Но я думаю, он привыкнет.