– Не-а, – засмеялся пес. – Мадам Козявкина, вы все это богачество лично отбирали в каком-то дорогущем бутике по сантехнике.

Приплыли. По ходу пьесы, это теперь моя семья и пес будут носить мне передачки в тюрьму. В общем, зона теперь мой дом родной.

– Да не парься ты, – глядя на мое убитое лицо, утешил меня пес. – Магазин был в Италии, так что если сядешь, то в заграничную тюрьму, а если покаешься, то пару лет тебе скостят, – вовсю уже издевался Сосискин.

– Черт с ней, с Италией. Откуда здесь кресло-качалка с дачи и эта синяя будочка? Я что, вчера появилась в таком виде перед родителями на даче? И вообще с какой стати мне захотелось кресло-качалку?

– Все, мать, отныне ты в глухой завязке. Какие родители, когда это я летом оставался с тобой в городе, вместо того чтобы наслаждаться жизнью на природе? – театрально запричитал актер погорелых провинциальных подмостков.

Опа, у Сосискина началось очередное сольное выступление. Теперь, чувствую, одной докторской не обойдешься. Сдается мне, сейчас начнется заход на тему куриного фарша.

– Вспоминай, пьянь несчастная, где твои родители? – завизжал он и тем самым подтвердил мои самые худшие подозрения.

Для усиления мыслительного процесса я налила себе еще шампанского и после пары глотков вспомнила, что неделю назад предки свалили на месяц к друзьям в Испанию. От осознания того, что я не упала в грязь лицом перед родаками, сразу стало спокойно, а может, шампусик на душу хорошо упал. Попререкавшись с псом пару минут, я выяснила, что, увидев море, мне захотелось воплотить свою давнюю мечту, в которой фигурировали кресло-качалка, плед, шотландское пойло и трубка. Интересно, откуда мог всплыть такой декаданс? Вопрос, как говорится, риторический.

Далее мой пес во всех красках расписал похищение синей кабинки с участка председателя садоводческого кооператива. Видимо я, как и все дачники, на генетическом уровне ненавижу всех председателей кооперативов, потому что лично мне наш глава садоводов ничего плохого не сделал и воровать у него абсолютно ни разу не использованную кабинку было верхом цинизма.

– Не сокрушайся ты так, Абраша сказал, что председатель сам спер эту кабинку со стройки, где он работает начальником охраны, – утешил меня Сосискин.

– Столик, стулья, холодильник и мангал – это соседнее кафе? – на всякий случай уточнила я.

Пес подтвердил кивком.

– А лоток с фруктами – это все тот же супермаркет, – предупреждая мои вопросы, добавил он.

– Ну, в общем-то, ничего страшного не произошло, пострадавших от нашей экспроприации не так уж и много, да? – заискивающе глядя в его глаза, залепетала моя совесть.

– Не совсем, – ответил Сосискин и почему-то начал пятиться от меня. – Ты только, Даш, не волнуйся… Вон шампанского глотни, – засуетился пес.

Но дрожжи упали на старые дрожжи, и поэтому мне уже было все равно.

– Ладно, давай колись, что мы еще вчера натворили?!

– Да ничего! Вы просто сюда притащили весь аквапарк с турецкого курорта и казино из индейской резервации, – рубанул сплеча правду-матку пес.

– Врешь? – Я с надеждой посмотрела на сжавшегося друга.

Он виновато покачал головой.

– Где эти, где эти… аквапарк и казино? – Я смогла выдавить из себя только хрип.

– Как выйдешь из шатра, метров пятьсот дальше по пляжу, – пролепетал Сосискин.

– Отвернись! – рявкнула на пса я, рывком встала из джакузи, запахнулась в полотенце и пулей вылетела из шатра.

Пролетев как метеор по берегу, я с разбегу села на пятую точку. Сосискин не врал, а пострадавшая задница услужливо напомнила мне все водяные горки, которые она прочувствовала несколько лет назад. Передо мной находился парк водных аттракционов, стоявший ранее в Анталии. В мое плечо уткнулся влажный нос.