***

В ушах все еще звучали звуки чарующей флейты, но от немилосердной тряски стукнулась затылком и очнулась. Чуть повернула голову, и глаза полезли на лоб от вида бортов некрашеной телеги, ослиной задницы с кисточкой и груды хвороста. А еще как громом сразило яркое солнце с необычайным золотистым отливом и наличие двух лун. Да-да, надо мною в небе висели две огромные луны, похожие на две головки сыра. Разинув рот, попыталась сесть, чтобы лучше оглядеться, – и с головы слетела мокрая тряпка.

– Лах-лах, очнулась! – обрадовался кто-то.

Я дернулась, обернулась и увидела толстую бородатую женщину в аляпистом этническом балахоне, состоящем из рубахи, штанов и мудрено накинутого на них куска ткани, подпоясанного веревкой. Четыре мышиного цвета косички, по две перекинутые через каждое плечо, ниспадавшие на объемную грудь и звенящие при каждом движении бусы завершали облик.

– Где я? И вы кто? – спросила осторожно, пытаясь не рассердить ненормальную «Кончиту».

– Как раз у тебя, дохля, и хотела вызнать: кто ты? Поди, блудница?

– Я?! – от возмущения разинула рот. Подначивало доходчиво объяснить ненормальной: ху-из-ху, но привыкла сперва разбираться в обстоятельствах, а уж потом ругаться. Тем более что мы ехали по пустынной дороге, петляющей по зеленеющей холмистой равнине. Поодаль паслись овечки, и не было ничего, что бы напоминало привычный Пермский ландшафт.

«Овцы?! Сочная трава в конце сентября?! Летняя погода?..» – на меня все больше находила оторопь. В молчании я переводила взгляд с пасущейся отары на телегу, две луны, спутницу. Та внимательно разглядывала мои скинни, сапожки на каблуках, сумочку и хмурилась.

– Простите, а давно в Гремячинске овец разводят отарами? – спросила робко.

– Где?! – настороженно переспросила бородатая спутница.

– Гремячинск. Под Пермью. Не знаете, да?

Судя по ее глазам – не знала. Вот колечко-то боком выходит. Мои губы задрожали.

– Не реви! – грубовато окликнула женщина. – Ладно, хоть ты и блудница, до Лагсарна довезу!

– Блудница? Лагсарн?! – испугалась я.

– Еще и полоумная! – рассердилась спутница и досадливо хлопнула себя по бедру. – Лах-лах, что за день такой…

– Я не блудница, – выпалила жалобно.

– А чего ж на ходулях ходишь без юбки?

– У нас все так ходят.

– Вот и топай в свой Гам… гям… как его там!

– Знала бы куда идти! – всхлипнула. – Не понимаю: где я и как оказалась тут!

– Поди, с солдягом сбежала, а он тебя и бросил? – голос женщины неожиданно смягчился, и я не стала спорить. Уже вечерело, солнце медленно, но неумолимо клонилось к горизонту. И если высадит на равнине – что буду делать ночью в незнакомом месте? Однако все казалось настолько странным, что не могло быть правдой.

– А вы меня не разыгрываете? – хлопая ресницами, с затаенной надеждой посмотрела на суровое лицо незнакомки. Вдруг она сейчас улыбнется, скажет: «Наконец-то, дошло!» – и все разрешится.

– И верно, с горя ополоумела! – вздохнула спутница и покачала головой. Погоняя осла, она неразборчиво брюзжала что-то под нос, но само то, что заботливо уложила меня в телегу, а сама шла пешком, говорило, что странная женщина, судя по всему, с фальшивой бородой не такая уж и злюка.

Дорога поднималась в гору, и когда мы забрались на холм, окончательно поняла: случилось что-то странное, необъяснимое, и моей счастливой жизни в Гремячинске пришел конец, потому что на высоком, скалистом холме высился чудный античный город.

Спутница, оценив мое вытянутое лицо, не стала задавать вопросов. Снова вздохнула и погнала ослика по длинному и широкому мосту, протянувшемуся над ущельем.