И в финале он так и умрет в тюрьме от туберкулеза. В этот момент я опять начала психовать и мне снова хотелось предложить ему варианты, как этого не допустить. Однако я пыталась залезать в вашу «шкуру невозмутимого психолога» и задавать дальше хладнокровные вопросы.

Когда я стала делать пустые стулья в конце, чтобы он представил, что на одном стуле сидит он, старый, в тюрьме, без пальца, который сегодня умрет от туберкулеза, а на другом стуле сидит Богдан сегодняшний, молодой и здоровый, то он начал плакать.

Я уже последние лет десять, наверное, не видела, как мой сын плачет. Это было очень больно для меня. В итоге я поняла, что справилась с задачей.

Валентина: Как вы это поняли? По каким критериям?

Аврора: Мы просто перестали про это разговаривать. Раньше эта тема поднималась при любом разговоре, при любой теме в итоге все сводилось на армию и все начинали скандалить. Тема про армию была словно пороховая бочка, в которую все время откуда-то добавлялся порох и чиркалась спичка.

Примерно через пару недель после этой экзекуции сыну методом «Дойти до дна» мы с мужем пошли к юристу на консультацию по поводу отсрочки от армии. И отвечая на много-много вопросов, я вспомнила, что Богдан в детстве ломал себе спину.

На что юрист с таким недоумением на нас посмотрел: «Вы что, мамаша, какая ему армия с переломанной спиной?»

Честно говоря, я была немного шокирована: ну как я сама до этого не додумалась? Где был мой мозг? Столько ссор, столько слез, столько скандалов, а решение лежало на поверхности.