В Ордене похожие площадки воздвигают временно – раз в год, на празднование божественного равноденствия. В этот день даже старшие братья и сестры теряют серьезность и вместе с младшими предаются забавам.

Над драконьей площадкой звучал смех. Дети носились друг за другом, кидались снежками. Кто-то лениво отстреливался с качелей, другие прятались за лавками. Двое мальчишек вскарабкались почти на верхушку сферы и, дразнясь, махали руками. С хохотом уворачивались от снежков и снова принимались дразниться.

Ноги сами понесли меня на площадку. Захотелось присоединиться к игре. Рассмеяться так же задорно, слепить липкий шарик и бросить его вон в того задиру на сфере. Словно спрячься я среди детей – и получится спрятаться от сомнений, стать беззаботным ребенком.

Однако стоило мне приблизиться, дети замерли. Все как один вскинули на меня напряженные взгляды, а едва я подошла еще ближе, закричали:

– Чудовище!

– Чудовище!

– Чудовище!

Я рывком крутанулась. Убедилась, что за спиной у меня никого нет, и снова повернулась к площадке. Дети убегали. Те, что постарше, похватали маленьких и спешно уносили ноги. Некоторые оборачивались на бегу.

Я застыла, будто примерзнув к месту. Даже когда площадка опустела не сразу смогла пошевелиться. Лишь когда стало так тихо, что шум ветра вдруг показался оглушающим, я вынырнула из оцепенения. Нетвердой походкой дошла до ближайшей лавки, села. Невидящим взглядом уставилась на сферу, вокруг которой совсем недавно кипела снежная битва.

Чудовище.

В Ордене нас называют защитниками. В городах и деревнях, избавленных от драконов, нас называют спасителями. В битвах мы охотники. А для драконов мы… чудовища?

Налетевший порыв ветра поднял снежную крошку, кинул ее мне в лицо, заставил зажмуриться. Слух уловил хлопки крыльев, звучащие все ближе. Приставив козырьком ладонь ко лбу, я посмотрела на плоский уступ. Увидела кроваво-алого дракона и вспышку пламени, в котором он обратился человеком.

Рроак пересек площадку, опустился на лавку рядом со мной.

– Ты всех распугала, – заметил он с улыбкой. Но тут же нахмурился, вглядевшись в мое лицо. – В чем дело?

– Мы для вас чудовища?

– Да. Как и мы для вас.

– Но ведь…

Я закусила губу, не договорив.

Но ведь у меня не было дурных намерений.

Неважно. Все это неважно. Ни то, что я не желала детям зла. Ни то, что просто хотела разделить с ними веселье. Они увидели чудовище – и сбежали. Человеческая ребятня поступила бы так же.

Будто подслушав мои мысли, Рроак сказал:

– Мы не выясняем причин, почему столкнулись. Если дракон и человек встречаются, они либо бегут друг от друга, либо бьются насмерть.

– Вы тоже убегаете?

– Конечно. Не в каждую битву нужно вступать. Не каждый готов биться. Но бывает, что выбора не остается.

Под выразительным взглядом Рроака я смутилась. Да, когда встретились на перевале, мы схлестнулись именно из-за меня. И я же отказалась отступать – упрямо билась до последнего.

– Первое рождение? – сухо уточнил он.

Я кивнула. На душе вдруг стало гадко.

– Смерть дракона – рождение охотника. Конец жизни одного чудовища дает начало другому. Символично, не находишь?

Холодная ирония и колючий взгляд Рроака пробрали до костей. Я невольно передернула плечами и отвернулась. На несколько минут мы замолчали, потом Рроак снова заговорил:

– Пообещай мне одну вещь, Кинара.

– Какую?

Повернувшись, я встретила его серьезный взгляд.

– Что никогда больше не приблизишься к нашим детям. Чувствовать себя чудовищем неприятно – я знаю, уж поверь. Но, пожалуйста, не пытайся быть для них хорошей.