Иоанн же вернулся к делам насущным. Он был уверен, что Тверь не примет его предложение. Но сделать его он считал своим долгом. Другой вопрос, что только сейчас он осознал, насколько неудачна его позиция.
Армия его была изнурена рывком сначала к Рязани, а потом к Твери. Где-то на лодках, на которых бойцы гребли. Где-то своим ходом. И теперь уставшее войско оказалось в неблагоприятных климатических условиях. Причём войско ослабленное. Да, королевская дружина в целом выжила, хоть и сдулась с без малого четырёхсот до трёхсот всадников. Однако куда более организованная и управляемая конница сотенной службы ушла с Ахматом. А потери, понесённые во время речного боя, штурма Рязани, боя на переправе и маршевого перехода, всё одно имелись, хоть и были малыми. Впрочем, затянувшийся дождь мог легко их увеличить. Про порох же он старался не думать. Просто не думать. Да, всячески оберегал его от сырости, но мысли о его состоянии гнал прочь.
С порохом вообще были проблемы.
Понятное дело, что он употреблялся на Руси уже доброе столетие. Но весьма и весьма ограниченно. Из-за чего запасы «огненного зелья» у него имелись скромные.
Шесть лёгких полевых орудий, четыре сотни аркебуз и шестьдесят семь ручниц-картечниц – приличный арсенал для местных реалий. И пожирали эти стволы отцовские запасы только в путь. Сколько он так на них протянет? Бог весть. Можно посчитать, но расход пороха шёл достаточно непредсказуемый. Время от времени выяснялось, что бочонки с ним испорчены.
Сколько ему требовалось? Ну на «выпуклый глаз».
Полевое орудие за выстрел «кушало» около фунта пороха, что картечью, что ядром. Это при расчёте ста выстрелов на ствол требовало запасов в шестьсот фунтов.
Ручница-картечница – порядка четверти фунта за выстрел. При запасе в полсотни выстрелов это требовало порядка восьмисот пятидесяти фунтов. Это было полезное, но специфическое оружие. Оттого и не особо ходовое, поэтому Иоанн вёл расчёт оперативных запасов из оценки всего полусотни выстрелов.
Аркебузы были самыми экономными и потребляли что-то порядка фунта пороха на две сотни выстрелов. Отчего четыре сотни таких «карамультуков» при расчёте ста выстрелов на ствол требовали восемьсот фунтов «огненного зелья».
Совокупно, по прикидкам Иоанна, требовалось что-то порядка двух тысяч четырёхсот – двух тысяч пятисот фунтов пороха. Иными словами, чуть за тонну. Много. Очень много. В начале же этой войны ревизия показала едва за полторы тысячи фунтов. И где брать порох ещё, Иоанн понятия не имел.
Он уже успел ознакомиться с местными способами производства «огненного зелья» и толком так и не понял, как у них вообще что-то получалось. Не говоря уже о том, что селитряницы работали медленно, имели крайне низкий КПД и чрезвычайно большой цикл. Года два, иной раз три. И было их мало. Так что все поступления от внутренней выделки пороховой не превышали, как правило, и двухсот фунтов в год. Причём порох этот был весьма паршивый и очень гигроскопичный[23], ибо делали его не на калийной селитре или хотя бы натриевой, а на весьма поганых нитратах[24]. Все полноту ситуации усугубляла ещё и сера, которая была строго привозной…
Дефицитность пороха заставляла Иоанна стараться по возможности уменьшать объём боевых действий, сведя к минимуму расход «огненного зелья» и опасаясь, что в самый ответственный момент может наступить катастрофа. В его голове всё было настолько мрачно, что он даже подумывал о том, чтобы сжечь Тверь к чертям собачьим. Благо, что город был деревянный. И ежели по ночи начать обстреливать его из луков стрелами с подпалённой паклей, то всё получится. Не хотелось бы, конечно. Очень не хотелось бы терять такой полезный и крупный город, но эта мысль время от времени стучалась в голове. Особенно после того, как малый боярин тверской сам её озвучил, пусть и в искажённой форме…