– Вот и замечательно, – подумал Иван. Катя с утра накипятила бутылку молока для Алевтины и накормила Ивана с Сашей пшенной кашей. Вчера купили «кирпичик» любимого Алиного ситного хлеба. После работы он собирался идти навещать жену в больницу. Рабочий день потянулся своим длинным чередом.

Вечером, не задерживаясь на работе, Иван пошел к жене. В палату не пускали, но он ее увидел в окне. Бледная, глаза в половину лица, Алевтина показала ему дочку. Девочка была завернута так, что видны были только закрытые глаза, носик и рот. Она сладко спала.

– Ваня, иди к Саше. Он целый день один. Скучает, наверное. Расскажи ему про нас, – попросила Аля.

– В обед был, накормил. Он молодцом. Соседка тетя Люба утром заглядывала – я ее просил. Сейчас Катя домой придет и Сергей с Зиной. Не волнуйся, – успокоил он ее, а потом пересказал ей разговор с директором фабрики.

– Да, работы сейчас много. Мои готовят цифры по нормативам. Что можно оставят до моего прихода или подскажу, как посчитать, – задумчиво проговорила Алевтина.

Аля свою работу любила и отдавала ей значительную часть своей молодой жизни. Дома был любящий и все понимающий муж, который мог сыном заняться, воды принести, затопить печь, картошки сварить, накормить кур и заняться хозяйством. В единственный выходной Алевтина даже успевала сшить что-то сыну и его, каждый год меняющимся, няням.

Проживала семья Ремизовых в собственном доме на длинной улице, которая (как и фабрика) именовалась «имени Первого Интернационала». Дом был большой, на четыре окна. Его разделили деревянными перегородками на три равные части между двумя братьями и сестрой Екатериной Михайловной. Комната на два окна, где проживала семья Ивана Михайловича, находилась в правой половине «переднего» дома. На окнах висели вышитые Алевтиной во время декрета с Сашенькой, красивые белые занавеси. У кровати сына на стене для тепла висел небольшой коврик из Туркмении, привезенный Иваном еще из довоенной командировки.

Домой из больницы Алевтину с дочерью везли на собственном автомобиле «Победа». Эта машина была приобретена за год до рождения дочери. Алевтина вышла на крыльцо больницы, держа белый сатиновый конверт с широким кружевом из батиста. Конверт покупали они с Иваном еще своему первенцу – Александру. Иван бережно принял легонькую драгоценную ношу и подставил жене локоть. Усадив своих женщин в машину, к сидящему на первом сиденье Саше, он вернулся за сумкой с вещами. Поблагодарил провожающий персонал больницы, пожали друг другу руки с Николаем Николаевичем.

– Счастья и здоровья Вам, с Алевтиной! И вашим детям! – пожелал врач. Машина медленно отъехала от больницы. Проезжая мимо церкви и бывшего дома своих родителей (куска беззаботного дореволюционного детства), Иван первый раз взгрустнул за этот счастливый день. А вот и большой на четыре окна с зелеными наличниками их с Алей дом. У ворот встречали Катя с полевыми цветами и Сергей с Зиной.

Автомобиль – редкое событие на улицах городов послевоенной страны, а на покрытой булыжником дороге подмосковного рабочего поселка их было только два: у Ивана да на фабрике для директора. Годами ранее семье служил автомобиль «Москвич». Он и был заменен Иваном Михайловичем на более современную машину «Победа». Семь лет назад именно на «Москвиче» Иван с Алей привезли из роддома своего первого сына Сашу, а потом и второго, Ванюшку. Он умер от гриппа за два года до рождения сестры. Голубоглазого, похожего на него сына, Ваню, и вспомнил Иван, когда высаживал из машины свою семью.