Трудно сказать, насколько эти заявления соответствует истине. Тот же Курбский сообщает, что царь сам, под влиянием «шуринов», решил спешно отплыть из Казани, а конницу отправил крайне неудобной дорогой, из-за чего большинство лошадей пало[82]. Однако царские укоризны наводят на мысли иного рода: в армии во время большого похода государь не является полновластным хозяином и распорядителем. Отчасти это могло происходить от его нулевого опыта в ведении боевых действий, отчасти же – по причине мощного влияния аристократических кланов, видимо, истинных хозяев войска. Вызывает определенное недоумение сама необходимость присутствия монарха в войсках, отправленных на Казань. В подавляющем большинстве случаев государями не рисковали, когда речь шла о большой и опасной воинской операции против Крыма, ногаев или Казани. Видимо, пленение Василия II и последующий колоссальный выкуп за него многому научили Москву. Тот же Иван III, удачно действовавший против казанцев, сам ни разу не возглавлял армии, выступавшие на восточного соседа. В 1571 г. крымцы во главе с ханом Девлет-Гиреем разорили и спалили русскую столицу; в следующем, 1572 г. силы Девлет-Гирея были разгромлены у Молодей, на южных подступах к Москве. Отнюдь не Иван IV оба раза руководил обороной, а его воеводы, хотя, казалось бы, решалась судьба страны. Гибель государя или его пленение, очевидно, рассматривались как худшее зло, даже по сравнению с захватом столицы[83]. Поход 1552 г. (да и предыдущие два с его участием), очевидно, мог обойтись без молодого и несведущего в тактике крупных соединений царя. Эта военная операция натолкнулась на упорное сопротивление неприятеля, а движение по вражеской территории происходило в условиях нехватки пищи и воды. Вероятно, фигура государя потребовалась для воодушевления войск. Вряд ли стоит всерьез воспринимать фразу Ивана IV: «…хотят выдать нас иноплеменникам!» – но участие его в походе было, объективно говоря, мерой необязательной и рискованной.

Возникает вопрос: до какой степени победы и поражения русского войска в тех кампаниях, где его возглавлял Иван IV, могут зависеть от его личного полководческого таланта, воли, отваги? В отношении походов 1547/48, 1549/50 гг. и «Казанского взятия» 1552 г. подобная зависимость должна быть поставлена под сомнение. Реальными командующими были все те же большие воеводы, т. е., та же служилая аристократия[84]. Летопись и разряды дают возможность указать людей, сыгравших в «Казанском взятии» решающую роль, а также занимавших тогда высшие должности и являвшихся, по всей видимости, истинными хозяевами положения. Это прежде всего князья Иван Федорович Мстиславский, Михаил Иванович Воротынский и Александр Борисович Горбатый. Помимо них выделяются князья Андрей Михайлович Курбский, Семен Иванович Микулинский, Василий Семенович Серебряный, Дмитрий Иванович Хилков, Петр Михайлович Щенятев. Заметны также князья Юрий Андреевич Пенинский-Оболенский, Иван Иванович Пронский и Юрий Иванович Шемякин, а также представители влиятельных боярских родов Семен Васильевич Шереметев и Даниил Романович Юрьев. Ни один из них не играл сколько-нибудь серьезной роли в Стародубской войне, зато большинство участвовало в прежних боевых действиях войны с Казанью на высоких должностях (кроме князей Пенинского-Оболенского[85], Шемякина, Курбского и Пронского). Все это – верхушка титулованной знати, самые ее сливки, люди весьма богатые и влиятельные[86]. Трудно определить, до какой степени молодой Иван IV был волен отдавать им распоряжения…