Кстати, Иван очень быстро освоил катание на лыжах. Да после горных лыж это просто ерунда! А вот из юных прелестниц с первого раза это никому не удавалось. Помню, как доставалось Марианне Вертинской – очень упорная была…

На этой самой лодке с подвесным мотором Иван, случалось, возил нас за продуктами или вином, но только в Судак, а не в Феодосию – туда, наверное, и бензина не хватило бы. Не точен он и в рассказе про поэтов. Да в Новом Свете поэтов сроду не бывало!.. А впрочем, вру – ненадолго заглядывал известный бард Евгений Клячкин, да изредка можно было заметить на прогулке Евтушенко. В пестрых шортах made in USA почти что до колен, он и здесь старался выделиться из унылой, малоинтересной для него толпы. Моря Евгений Евтушенко избегал и в основном уединялся в доме, построенном в начале века для супруги князя Льва Голицына. Дом был выше замка, на горе, и в нем поэт с женой снимали большую комнату с верандой. На этой веранде он писал стихи – чего еще можно ждать от известного поэта?

Я долго думал, все пытаясь понять, вот отчего самые интересные люди, посещавшие Новый Свет, неизбежно оказывались где-то близко от Ивана, как говорят в таких случаях, вовлечены в его орбиту. Речь тут не обо мне и не о поэтах. Я прежде всего имел в виду представителей столичного бомонда – в тот год это были сестры Рябинкины, известные балерины, Нина Зархи, дочь кинорежиссера, Марианна Вертинская, ее-то представлять не нужно. Круг общения Ивана со временем менялся, но неизменно среди близких ему людей оказывались те, что «на виду», завсегдатаи светской хроники – если бы в советское время она была разрешена. Но вот и гораздо позже – Мамут, Ксения Собчак… Но ведь Иван в те времена не был так известен, и роль Коровьева ему предстояло сыграть лишь через десяток лет.

Конечно, причиной популярности Ивана в то время были его обаяние и задушевное исполнение романсов. Как я уже писал, все дамы были от него в восторге. Единственным исключением была та самая «радистка Кэт». Возможно, Иван был прав, когда признавался в том, что с женщинами робок. Но тут следовало сделать оговорку – робок он был только с очень уж красивыми, а Катя была именно такой. Природное обаяние, изящество, помноженные на молодость… Да кто тут устоит? Но то ли Иван и в самом деле стушевался по причине робости, то ли испытывал некое подобие комплекса неполноценности, поскольку его, как-никак, вышибли из Школы-студии МХАТ, якобы за бездарность, а Катя училась именно там. Была и еще одна причина – глаз на нее положил конферансье из мюзик-холла. Уже немолодой, умудренный опытом, он так и заявлял: «Меня по большому счету не волнует, что с Катей будет здесь, а вот в Москве я ею займусь основательно, всерьез». Конферансье был довольно остроумен, производил впечатление влиятельного человека, однако в Москве у него так и не сбылось – этой его неудаче я по мере сил старался поспособствовать.

С мнимой робостью Ивана и той же Катей связан был еще один любопытный эпизод. Как-то, устав от ежедневных пляжных процедур и дежурных разговоров о том о сем, мы решили, что надо бы сходить позагорать на камни. Так обычно называли место на дальней оконечности горы Орел. Нужно было миновать грот Шаляпина, превращенный туристами в подобие клоаки, затем пройти по очень узкой тропе, рискуя, если очень уж не повезет, сорваться в пропасть, и вот тогда, спустившись вниз, ближе к воде, вы обретали желанное уединение. Впрочем, в тот раз любой из нас был рад присутствию знакомых лиц. А место оказалось и в самом деле замечательное – ради того, чтобы побывать здесь, стоило испытать несколько неприятных минут, когда пробирались по тропе. Теперь перед нами было только море, безбрежное водное пространство. И голубое небо над головой. Но стоило подойти к краю берега и посмотреть вниз, как открывалась такая глубина, от которой захватывало дух. Вода была настолько чистая, что можно было разглядеть мельчайшие детали на дне – камни, водоросли, плавающих рыбок. Мне показалось, что до дна было метров пять, а то и семь. Я говорю так, не вполне определенно, потому что вся эта громада воды беспрерывно колыхалась, море словно бы дышало. И, следуя движению волн, изменялась глубина – сейчас она вроде бы семь метров, а через несколько секунд вдруг все проваливается вниз, и кажется, что вот еще немного, и обнажится дно, и никакой воды уже не будет. Я не зря так подробно об этом написал, поскольку хочу передать свое ощущение перед тем, как предстояло прыгнуть с двухметрового обрыва в воду. Ни я, ни Вацлав так и не решились, ограничившись более скромной высотой. Катя довольно спокойно к этому отнеслась, а вот ее смешливая подруга Нина, тоже студентка Школы-студии МХАТ… Пока она насмешничала, я все смотрел на Ваню – уже несколько минут, как он стоял на том обрыве, глядя вниз и, видимо, испытывая те же ощущения, о которых я писал. Мы уже выбрались на берег, а Ваня все еще стоял. И вдруг он прыгнул…