И руки особенно тонки, колени обняв,
Послушай: далеко, далеко, на озере Чад
Изысканный бродит жираф.
Ему грациозная стройность и нега дана,
И шкуру его украшает пятнистый узор,
С которым сравниться осмелится только луна,
Дробясь и качаясь на влаге широких озер.
Вдали он подобен цветным парусам корабля,
И бег его плавен, как радостный птичий полет.
Я знаю, что много чудесного видит земля,
Когда на закате он прячется в мраморный грот.
Я знаю веселые сказки таинственных стран
Про черную деву, про страсть молодого вождя,
Но ты слишком долго вдыхала тяжелый туман,
Ты верить не хочешь во что-нибудь кроме дождя.
Ну что ж… ну что ж, расскажу я тебе про тропический сад,
Про стройные пальмы, про запах немыслимых трав.
Ты плачешь? Послушай… далеко, на озере Чад
Изысканный бродит жираф.
Ваня пел с придыханием, иногда чуть закатив глаза. Это было самое что ни на есть лирическое исполнение. Что тут говорить – милые дамы, вне зависимости от возраста, все были у его ног, смотрели на него как на божество. О, эти незабываемые вечера!
Не меньший восторг у слушателей вызывал и романс на стихи Бориса Пастернака:
Мело, мело по всей земле
Во все пределы.
Свеча горела на столе,
Свеча горела.
Как летом роем мошкара
Летит на пламя,
Слетались хлопья со двора
К оконной раме.
Метель лепила на стекле
Кружки и стрелы.
Свеча горела на столе,
Свеча горела…
Осип Мандельштам устами Вани пел тоже о любви:
Я скажу тебе с последней
Прямотой:
Все лишь бредни, шерри-бренди,
Ангел мой.
Все лишь бредни, шерри-бренди,
Ангел мой.
Греки сбондили Елену
По волнам,
Ну а мне соленой пеной
По губам.
Ну а мне соленой пеной
По губам.
По губам меня погладит
Немота,
Черный кукиш мне покажет
Пустота.
Черный кукиш мне покажет
Пустота.
Ой ли, так ли. Дуй ли, вей ли —
Все равно.
Крошка Мэри, дуй коктейли,
Пей вино.
Крошка Мэри, дуй коктейли,
Пей вино…
Некоторые слова Ваня как бы переиначил под себя, это больше соответствовало мелодии и стилю исполнения. Надеюсь, наследники поэтов и литературоведы не будут на него в претензии.
А вот и коронная, самая гусарская, «боевая» песня Вани:
Сегодня вечером решится жребий мой,
Сегодня вечером увижусь я с тобой,
Сегодня па-лучу желаемое мной
И апснусь на покой.
А завтра, черт возьми, как зюзя натянуся,
На тройке ухарской стрелою полечу,
Проспавшись до Твери, в Твери опять напьюся
И пьяный на шабаш для пьянства прискачу!
Но… если счастье предназначено судьбою
Тому, кто целый век со счастьем незнаком,
Тогда… ой, тогда напьюсь свинья свиньею
И с радостью пропью прогоны с кошельком!
И дамы чувствовали – да-да, сегодня может все решиться. И замирали в предчувствии того, что неминуемо произойдет… Кстати, когда я сам стал петь эту песню в своем кругу, меня в тот же день постигала неудача – вполне определенно, однозначно, но только исключительно в любви. Вот что значит петь чужие песни. В итоге для подобных случаев пришлось мне написать свою. У Вани все было иначе.
Для полноты счастья приведу отрывок из «Песни старого гусара» все того же Дениса Давыдова. Этот романс Иван исполнял один к одному, без изменений в тексте:
Где друзья минувших лет,
Где гусары коренные,
Председатели бесед,
Собутыльники седые?
Деды, помню вас и я,
Испивающих ковшами
И сидящих вкруг огня
С красно-сизыми носами!
На затылке кивера
Доломаны до колена,
Сабли, ташки у бедра,
И диваном – кипа сена…
Вот странно, даже романсы на стихи Цветаевой в его исполнении не вызывали никакого возражения, словно бы Ваня на время сам перевоплощался в женщину, так и не нашедшую свою любовь, поведавшую нам о своей беде:
Вчера еще в глаза глядел,
А нынче – все косится в сторону!