Поначалу всё выглядело заманчиво. «Бесплатный проезд, бесплатное жилье, высокие зарплаты!» – зазывали рекламные плакаты. Пятилетний контракт без права досрочного расторжения и бараки бывшего немецкого концентрационного лагеря – так обстояли дела в реальности. Вот дорога и правда была бесплатной. В обмен на эшелоны с дешёвой рабочей силой бельгийское правительство посылало итальянскому эшелоны с конечной продукцией. Шестьдесят-восемьдесят килограммов человеческого мяса и костей на двести килограммов угля в день – выгодный для обеих сторон курс.

Антонио упёрся, приналёг, и вагонетка заехала в клеть подъёмника. Лишь наполовину. Транспортировочный механизм, который должен был вытолкнуть из клети предыдущую пустую вагонетку, заело. Привычное зрелище. Оборудование построенной ещё в прошлом веке шахты непрестанно требовало мелкого ремонта. Антонио беззлобно чертыхнулся. С одной стороны, лишние хлопоты, с другой – можно будет слегка передохнуть.

Клеть дёрнулась. И поползла вверх.

Такого быть не могло. Не до того, как он подаст сигнал к отправке. Ведь сейчас…

Увлекаемые клетью сцепленные вагонетки оторвались от земли, накренились, чиркнули по стенам лифтового ствола…

Такого быть не должно!..

Опытный шахтёр, он знал, что его отчаянный вопль не пробьётся сквозь толщу грунта на поверхность, к расположенному на девятьсот семьдесят пять метров выше пульту управления подъёмником. Но продолжал кричать. Свешивающийся с платформы край вагонетки разорвал трубу маслопровода, достиг связки электрических кабелей. Посыпался сноп искр.

Антонио прыгнул. И успел. Он лежал на полу набирающей высоту клети и с ужасом смотрел вниз, туда, где языки пламени уже облизывали старинные деревянные конструкции шахтной крепи…

…Две недели спустя, 22 августа 1956 года, серый от усталости командир спасательной партии, впервые сумевшей пробиться на нижние горизонты шахты Буа-де-Казьер, стоял перед замершей в ожидании и надежде толпой. В надежде на то, что двести шестьдесят два оставшихся внизу человека дождались помощи, сумели выстоять против огня и дыма. В ожидании чуда. Несколько мгновений безмолвно смотрел он в полные слёз глаза бельгийских женщин, обнимающих плачущих итальянок. Отвёл взгляд.

– Только трупы.

***

Fischia il vento e infuria la bufera

Scarpe rotte e pur bisogna andar!..

Старая партизанская песня, сложенная на мотив русской «Катюши», плыла над площадью. Не поднимая руки, Овидио Франки разжал кулак, украдкой посмотрел вниз. Пальцы предательски дрожали. Проклятье! Эмилио-то небось не боится. Он-то и не такое видал, он дрался по-настоящему…

– Что, страшно?

Овидио отрицательно мотнул головой.

– Врёшь, – в глазах бывшего комиссара 144-й Гарибальдийской партизанской бригады Эмилио Ревербери мелькнула весёлая искра. – Не переживай. Это нормально, это пройдёт. Пусть лучше они, – он ткнул пальцем в плотную шеренгу полиции и карабинеров, – нас боятся. Как в Генуе.

Летом 1960 года Movimento Sociale Italiano – политическая партия идейных наследников Муссолини – планировала провести в Генуе свой традиционный конгресс.

Фашисты?.. Здесь?.. В городе партизанской славы?.. Генуя восстала.

Полиция попыталась сдержать продвижение многотысячных колонн рабочих профсоюзов и коммунистов. И сильно об этом пожалела. Очень трудно крутить кому-то руки, когда из каждого окна в тебя летит прицельно запущенный цветочный горшок. Очень больно бить дубинкой заводских рабочих, имеющих привычку таскать в карманах тяжёлые гаечные ключи на тридцать шесть. Дубинки у полицейских отобрали и сложили из них большой костёр на площади. А вслед за тем костры протеста заполыхали по всей стране.