На призыв Михаила откликнулись немногие. Одни боялись наткнуться на утопленников, вторые были так истощены, что не проплыли бы и десяти метров, а третьи отказывались понапрасну жариться под солнцем, говорили, что ничего толкового не найдут. В итоге Самоедов собрал группу из пяти филиппинцев и отправил их на рифы, а сам остался следить за ними с берега. Вскоре к новой забаве присоединились ещё шесть человек, в том числе француженка Клэр, Роуз и дочь Самоедова, предварительно на виду у всех поругавшаяся с матерью – та не хотела её отпускать.
В следующие два часа на песке собралась горка бесполезной всячины. Ныряльщики тащили всё, что удавалось снять с рифа, и поднимали то, что затонуло на небольшой глубине. Первой ценной добычей стал пылесос с пластиковым контейнером для сбора пыли и турбиной «антитэнгл».
– «Трать время на любые занятия, а не на пыль, – прочитал Дмитрий на размокшей коробке. – Лёгкая уборка. Мощный результат». Отлично! Теперь не придётся чистить контейнер вручную.
С таким же успехом можно было раздобыть фарфоровый сервиз с анютиными глазками на чашечках, но пылесос поднял всем настроение. В воду полезли даже те, кто утром помирал от бессилия и соглашался сдвинуться с места лишь вслед за ускользавшей тенью деревьев. Кажется, Самоедов при желании загнал бы на риф и спасённого его дочерью Мануэля – тот, в отличие от Майкла, пришёл в себя, стоило ему напиться кокосовой воды. Но Мануэль держался в стороне и добычей ныряльщиков не интересовался. На свою спасительницу поглядывал с озлоблением. От Говарда не укрылся его воспалённый взгляд. Странный малый.
Вслед за пылесосом на песок перекочевали тюки со шлёпками. Ещё одна великолепная находка… Резиновые тапки с литым креплением на подъёме и открытым носом. Чёрные и синие, на все размеры. Филиппинцы могли ликовать. Они в городах поголовно разгуливали в шлёпках, даже дети, которые и ходить-то едва научились, а женщины подбирали себе шлёпки, отороченные искусственным мехом, и носили их с подследниками. В отличие от пылесоса, тюки с тапками не залежались – каждый натаскал себе по несколько пар. Теперь безучастных к поисковой экспедиции Самоедова не осталось. Кто не плавал сам, ждал на берегу и торопливо осматривал выловленное. Некоторые ныряльщики, не задерживаясь у общего свала, относили добычу друзьям или прятали под кустами в своём закутке. Из-за этого порой вспыхивали краткие перебранки.
Набор шлёпок пополнился тюками с белыми футболками, полотенцами и халатами, отмеченными жёлтой коронованной эмблемой «Корон Резорт». Говард попросил Диану принести им по халату. Понимал, что будет смотреться нелепо, но обгоревшие ноги не оставили ему выбора. Кроме того, в халате приятнее спать. О нелепости своего вида Говард позабыл, когда увидел, что половина бухты разгуливает в одинаковых футболках, словно отряд волонтёров, призванных нести медицину, или слово Божье, или что они там обычно несут диким филиппинским племенам. В халате разгуливала и самая юная из выживших – одиннадцатилетняя Малайя. На пароме она потеряла родителей и родную тётю. Ей было не до веселья, но подол длинного халата стелился за Малайей королевской мантией, и девочка, пожалуй, впервые за пять дней улыбнулась.
Палубный кадет Габриэль и трюмный матрос Макисиг разыскали светло-жёлтый пластиковый футляр с сигнальными ракетами. Закрытый на защёлки, он вызвал общее ликование. Когда футляр открыли, оказалось, что он полон песка. Здешние воды обладали чувством юмора. Добрались до сигнальных ракет, вывалили их на морское дно, затем до отказа наполнили футляр песком, защёлкнули его и, дразня, выбросили поближе к людям. Габриэль и Макисиг молча снесли издёвку, но возвращаться в воду отказались; ушли копаться в свале футболок «Корон Резорт» и подбирать себе шлёпки.