– Отказаться не было возможности? Некоторые летчики говорили, что командиры не посылали в таком случае на вылет.

– Приказ есть приказ. Может, где-то и было такое, но я полетел. Ведомым мне дали лейтенанта Перминова из другой эскадрильи – летчиков мало было. И вот летим мы на высоте 50 метров, дождь, видимость отвратительная, местами облачность до самой земли опускается. Мы ее обходим, пробиваемся. Я вспомнил, что Пономаренко сказал вернуться, если совсем прижмет. Думаю, нет, все же попробуем! В общем, дошли мы до станции Блоне, но нас там встретили. Чтоб точнее выйти на станцию, я сначала нащупал железную дорогу и по ней уже вышел на Блоне. Видимо, где-то по дороге засекли наш пролет и передали на станцию.

– «Компас Кагановича» – было у вас такое выражение?

– Да, это использовали. Такой по нам огонь открыли, фейерверк настоящий! Я сделал круг, фотографировать нельзя было – высота маленькая, да и освещенность слабая, мрак. Посмотрел внимательно, что происходило на этой станции, и решил уже уходить, гляжу – ведомого нет. Я разворачиваюсь, лечу в обратном направлении – может, влетел в облако, оторвался? И там его нет. Вернулся я без ведомого, доложил результаты разведки. Оказалось, что разведка получилась очень ценная. Сам все про ведомого думаю: как же так, куда он мог деться? Подумал, что он оторвался в такую погоду, не нашел свой аэродром. Через пару дней улучшилась погода, и Перминов прилетел. Оказалось, что он улетел аж на 4-й Украинский фронт и там на последних литрах топлива сел на случайно попавшийся аэродром. Что с ним случилось? Когда мы делали облет этой станции, бронебойный 37-миллиметровый снаряд, болванка, попал в кабину, срезал шнур шлемофона и оставил в фонаре дыру. Если бы Перминов сидел в кресле ровно, то ему оторвало бы голову, а он наклонился вперед, всматривался в лобовое стекло, и это спасло его. Я думаю: ну, теперь я в эту примету не верю, буду бриться!!!

– А про примету не фотографироваться перед полетами слышали? Только вечером, после вылетов?

– Да, такое тоже у нас было.

– Вы не только визуальную разведку вели, но и фотографировали?

– У нас фотоаппараты сзади стояли, «АФА-И», снизу, в фюзеляже, было вырезано отверстие под объектив. Фотографирование – испытание нервов страшное: заходишь на фотографирование, надо держать постоянные скорость, курс и высоту, а для зенитчиков это то, что надо.

– С каких высот фотографировали?

– Примерно 1000–1500 метров, скорость при этом порядка 350–400 километров в час. Фотоаппарат – щелк-щелк-щелк – дает полосу снимков с наложением, с перехлестом.

– Новые самолеты приходили уже с фотоаппаратами или техники в полку ставили?

– Нам, когда в сентябре 1944 года сформировали разведгруппу, прислали фотоаппараты, и техники сами устанавливали их в фюзеляжи и монтировали управление в кабине. Теоретические занятия провели по использованию, много фотографирований было.

– Сколько у вас всего боевых вылетов?

– 311 боевых вылетов, из них 103 на разведку, порядка 30–35 воздушных боев, 6 сбитых. Остальные вылеты на сопровождение, и только несколько боевых вылетов на прикрытие войск. При вылетах на разведку я произвел 90 бомбометаний.

– Ну, понятно, у каждой части своя специфика была.

– В Берлинскую операцию командир дивизии Василий Сталин получил задачу сопровождать пикирующие бомбардировщики Пе-2. Я своей эскадрильей на Ла-7 сопровождал полк пикировщиков. Встречались с «асами берлинского неба», не дали им сбить ни одного бомбардировщика.

– «Асы берлинского неба» – это название такое? Или вы среди себя их так в шутку называли?