К тому времени, когда Пьетро Дзиани – теперь уже старый и больной – в 1229 году ушел в отставку, а через несколько недель упокоился подле отца в соборе Сан Джорджо Маджоре, Венеция вполне оправилась. Кардинальный вопрос был решен, и решение было правильным: она продолжит прежний курс. Будет использовать новые территории так полно, как только возможно, и в политическом, и в финансовом плане, но не станет пускаться в авантюры и хватать куски, которые не сможет пережевать.

Больше всех в мудрости такой политики был убежден новый дож, Джакомо Тьеполо. В бытность свою дожем Крита он немало натерпелся от мятежного греческого населения – не говоря уже о некоторых венецианских авантюристах, которых ему посоветовали призвать на помощь, – так что в конце концов ему пришлось бежать с острова, переодевшись в женскую одежду. Следующим его назначением стала должность венецианского подесты в Константинополе. Там он увидел, как быстро разрушается империя крестоносцев. В 1219 году он заключил в Никее отдельный торговый договор с греческим императором в изгнании и обращался к нему как к «императору римлян». Этот шаг хотя и не сделал его любимцем латинян, тем не менее продемонстрировал, в чем заключаются политические интересы Венеции.

Нельзя назвать начало его правления благополучным. В отличие от предшественника, чье избрание было единогласным, Тьеполо и его соперник получили от Совета сорока по двадцать голосов, и дело решил жребий. Возможно, выказывая неодобрение, что столь серьезное решение отдано на волю случая (это чувство разделяли многие, и, чтобы подобное не повторялось, число членов совета увеличили до сорока одного), старый Дзиани, лежа на смертном одре, отказался принять нового дожа[90]. Возможно, ему не понравилось, что promissione – обещания, которые Тьеполо вынужден был подписать, вступая в должность, – ограничивали полномочия дожа сравнительно со всеми его предшественниками.

Эти promissione, вид коронационной клятвы, стали традицией при вступлении в должность дожа. Первое время клятва была простой формальностью. Обычно ее составлял сам новый дож, и в этом документе он просто обещал исполнять свои обязанности беспристрастно и прилежно. Постепенно клятва дожа становилась все длиннее и четче, а та, что подали Джакомо Тьеполо, стала образцом для целой череды его преемников и выглядела почти как контракт. Дож отказывался от всех притязаний на доход государства, за исключением заработка (выплачиваемого поквартально), части дани, взимаемой с некоторых городов Истрии и Далмации и установленного количества яблок, вишни и крабов из Ломбардии и Тревизо. Дож должен был вносить свой вклад в государственные займы, хранить государственные секреты, он не может вступать в переговоры с папой, императором или другими главами государств без разрешения на то совета. Этому органу он должен показывать все письма, приходящие от вышеупомянутых лиц. Были приняты строгие меры против коррупции: дож не может принимать подарков, за исключением оговоренного количества еды и вина – не более одного животного или десяти связок птиц за один раз. В некоторых случаях даже и это может быть запрещено. Дожу можно принимать подарки в виде розовой воды, цветов, душистых трав или бальзамов. Он не имеет права делать какие-либо назначения или подбирать на свой пост преемников.

Клятва Джакомо Тьеполо явилась еще одним шагом на долгом административном пути республики: власть дожей на протяжении столетий медленно убывает, превращаясь из автократической в номинальную. Этот процесс начался, по меньшей мере, в XI веке, при Флабьянико, и продолжался до убийства Витале Микеле. Но этим дело не кончилось, Тьеполо и сам установил контроль – учредил должности корректоров и инквизиторов. В задачу пяти корректоров входило составление каждой новой клятвы, а трое инквизиторов, после тщательного изучения деятельности последнего дожа, информировали корректоров о любых проявлениях автократии или других нежелательных тенденциях. С учетом этого составлялась новая клятва. Венеция была верна себе: на риск не шла ни при каких обстоятельствах. Как бы цинично ни относился Тьеполо к идее венецианской морской империи, вскоре по соседству он столкнулся с куда большими проблемами. Создал их новый император Священной Римской империи, сын Генриха VI, Фридрих II Гогенштауфен. Эта удивительная фигура – возможно, самый замечательный европейский правитель между Карлом Великим и Наполеоном – был коронован в Риме в 1220 году. Вероятно, корона стала последним благодеянием, которое он когда-либо получил от папы. Тридцать лет, до самой смерти, Фридрих воевал с папством и с итальянскими городами возрожденной Ломбардской лиги. Подобно отцу и деду, он стремился восстановить над ними контроль. В новом союзе, основаном в 1198 году, Венеция участия не принимала. Ее нейтралитет, столь триумфально продемонстрированный двадцать один год назад, когда Барбаросса покорился папе Александру, весьма ей пригодился. Он еще больше окреп во время долгого междуцарствия, последовавшего за смертью Генриха VI и недавними венецианскими успехами на Востоке. Теперь, когда тучи снова стали сгущаться, Венеция по-прежнему старалась держаться в стороне.