– И что же вы предлагаете? – спросил советский вождь. – Сдаться?

– Ни в коем случае, – ответил я. – Когда ситуация по итогам первого вражеского удара выглядит почти безнадежной, следует изо всех сил бить на опережение, снижая шансы врага на победу. Весь расчет американцев строится на том, что за ними будет и инициатива начала боевых действий, и право первого удара – и чтобы не случилось нового двадцать второго июня, этот план необходимо ломать со всей возможной решимостью.

– Да, – сказал Верховный, – брат[5] говорил, что вы еще тот сорвиголова, быстрый мыслью, как Наполеон, и стремительный, как Суворов. Впрочем, и мои генералы говорят то же самое. Если нападение неизбежно, требуется нанести превентивный удар на всю глубину вражеского развертывания, чтобы застать американские войска врасплох, разгромить и погнать на запад до самого Ламанша.

– Ну что же, товарищ Сталин, – сказал я, – ваши генералы абсолютно правы. Как я уже говорил, американский план молниеносного удара «Дропшот» ничуть не лучше гитлеровской «Барбароссы». И цели и изъяны у него те же самые. Половину советских людей предполагается убить, а остальных сделать вассалами американских властей и рабами доллара. В Вашингтоне уже и план оккупации советской территории продуман, куда там знаменитому плану «Ост». Единственное, чего я не приемлю в ходе ответных действий, это ядерных и массированных бомбовых ударов по городам на территории противника. В первую очередь воевать надо с политиканами, во вторую – с генералами, в третью – с солдатами, и никогда с гражданскими. В противном случае отвоеванная вами территория не будет стоить ровным счетом ничего.

– Очень хорошо, товарищ Серегин, – кивнул Сталин, – мы тоже не желаем массовых ненужных смертей среди европейского и американского мирного населения. Но на войне может быть всякое, поэтому зарекаться не стоит ни от чего. Ведь города – это не только места скопления мирного населения, но еще и промышленные центры, и транспортные узлы, разрушение которых во вражеском тылу является непременным залогом победы. Напрасные потери советских войск нам тоже не нужны. А теперь скажите, вы просто даете нам совет нанести упреждающий удар или поддержите наши действия своими возможностями? Ну, хотя бы как в Корее.

– Конечно, поддержу, и гораздо серьезнее, чем в Корее, – ответил я. – В случае необходимости в небесах этого мира может появиться даже «Неумолимый», до жидкого стула пугая американскую деревенщину своей мощью. Но это только на крайний случай, до которого, я надеюсь, не дойдет. И еще. Поскольку Советский Союз – не Китай и не Северная Корея, то по части воздушных операций у ваших ВВС будет своя зона ответственности к востоку от Рейна. Западнее действуют мои «Шершни» и «Каракурты». Также в моей зоне ответственности находятся американские базы в Турции, на Ближнем Востоке и в Северной Африке. Объектов много, но надо будет успеть везде. В дальнейшем на меня ложится задача по перехвату бомбардировщиков, летящих на аэродромы в Европе, Японии, Тайване и Филиппинах. Тихоокеанский театр военных действий тоже может ожить со страшной силой, и в таком случае Япония должна стать заботой Советского Союза, а все остальное следует отдать Китаю. Именно поэтому, помимо поддержки с воздуха, я обеспечу ваши региональные командования на Европейском и азиатском направлениях планшетами орбитальной сканирующей сети. Это необходимо для того, чтобы товарищ Жуков в Германии и товарищ Василевский в Мукдене не знали, что такое туман войны, и видели противника насквозь, как голого младенца в люльке. Когда я отправлюсь на уровни девяностых годов двадцатого века, тут должна остаться только тишь, гладь и полная благодать. Никакого желания возвращаться и совершать работу над ошибками у меня нет.