Она снова покачала головой. Не было смысла продолжать. Он сам не знал, зачем задавал ей эти вопросы. Вполне возможно, что этих имен она никогда не слышала. Да конечно не слышала.

Как-то раз, еще в Южной Каролине, ему показалось, что патрульный полицейский увязался за ними: полицейский автомобиль шел позади в 20 ярдах, не меняя дистанции. Ему даже показалось, что полицейский говорит что-то по рации. Он сразу же сбросил скорость на пять миль и сменил ряд, но патрульная машина не обогнала его. Сердце его упало: он уже представлял себе, как полицейский обгоняет, включает сирену, приказывая прижаться к обочине. Потом начнутся вопросы. В этот час – около шести вечера – автострада была переполнена машинами: он чувствовал, что попал в ловушку: беспомощный, пассивный участник напряженного движения, уповающий на милость того, кто сидел в патрульной машине. Надо что-то придумать. Его просто влекло общим потоком к Чарльстону, миля за милей по равнине, поросшей кустарником. Вдали виднелись группки убогих домов с остовами гаражей. Номера этой магистрали он не помнил. В зеркале заднего вида он увидел, как в хвосте нескончаемой вереницы машин, позади полицейского автомобиля, старый грузовик выпустил длинный столб черного дыма из похожей на печную выхлопной трубы рядом с двигателем. Он с ужасом представил, как полицейский заорет ему: «Выходи!» и как закричит высоким тонким голосом девочка: «Он заставил меня поехать с ним, он привязывает меня к себе, когда спит!» Южное солнце, казалось, атаковало его лицо, впилось в поры. Патрульная машина сменила ряд и начала приближаться. «Ублюдок, это не твой ребенок! Кто она?!»

Потом его посадят в камеру и начнут бить, методично обрабатывая дубинками…

Однако ничего этого не произошло.

Вскоре после восьми он съехал на узкий проселок, покрытый словно недавно выкопанной рыжей грязью. Он уже не был уверен, в каком штате находится: в Южной Каролине или Джорджии; они – как, впрочем, и все остальные штаты, – словно жидкость, перетекали друг в друга и сливались один с другим, устремляясь вперед, как автострады. Все было неправильно. И находился он в неправильном месте: и жилья здесь не могло быть, и просто находиться здесь нельзя было, в этом диком и враждебном краю. Незнакомые виноградные лозы зелеными плетьми цеплялись за бампер. Последние полчаса указатель топлива стоял на «Е». Все было не так. Все! Он взглянул на девочку – девочку, которую похитил. Она спала, как кукла, спина прямая, ноги в теннисках не доставали до пола. Она слишком много спит. Может, больна, может, умирает.

Она проснулась под его взглядом.

– Мне опять нужно в туалет, – проговорила она.

– С тобой все в порядке? Ты не больна?

– В туалет хочу.

– Ладно, – проворчал он и потянулся открыть дверь.

– Можно я сама? Я не убегу. Я ничего такого не сделаю, правда.

Он взглянул на ее серьезное лицо, темные глаза на оливковой коже лица.

– Ну, куда я денусь? Я даже не знаю, где я.

– Я тоже.

– Так можно?

Когда-нибудь это должно было произойти: он не мог держать ее за руку все время.

– Обещаешь? – спросил он, зная, что задает глупый вопрос.

Она кивнула.

– Хорошо, – сказал он.

– А ты обещаешь, что не уедешь?

– Обещаю.

Она открыла дверь и вышла из машины. Это было испытанием – не следить за ней. Проверкой. Ему бы очень хотелось, чтобы ее рука была привязана к его руке. Вот сейчас она пустится наутек, закричит… Но нет, она не кричала. Все-таки часто, думал он, что-то ужасное, чего со страхом ждешь, не происходит: злой рок дает сбой, и все встает на свои места – словно ничего и не было. Он испытал громадное облегчение, когда девочка вернулась, – вот и опять не разверзлась черная пропасть под ним.