История русской рок-музыки в эпоху потрясений и перемен

Мы причалили у дома на Фонтанке, где жили Юрий с Наташей. Они купили там две квартиры, сломали все перегородки и превратили их в одну большую. В одной комнате Юрий оборудовал студию с огромным компьютером и кучей всевозможной электроники. «Я хочу на нее посмотреть», – тут же сказала Мэдисон. Юрий работал над проектом «Симфоническое “Кино”» – старые песни «Кино», которые он теперь исполнял в сопровождении полного симфонического оркестра. Музыка буквально снесла нам с Мэдисон крышу. Это было великолепно, мощно, но в то же время убаюкивало тебя, как в колыбели. «Я невероятно горжусь тобой», – сказала я Юрию. Я знаю, что Виктор тоже бы им гордился. Юрий достал гитару и стал импровизировать. «Помнишь, как вы с Виктором и Густавом пели песню группы The Cult ‘Nirvana’ и поменяли в ней слова?» – спросила я, со смехом и любовью вспоминая былые дни. Юрий тут же наиграл мелодию и во весь голос запел: “Every day, JOANNA, yeah, yeah, yeah!”. Я потеряла дар речи. Я вдруг опять оказалась в тесной комнате с Виктором, Юрием и Густавом, и в ушах у меня зазвенели их дразнящие, насмешливые голоса. Ощущение было настолько сильным, настолько глубоким, что я разрыдалась. «Перестань! – вдруг услышала я голос снимавшей это все на телефон Мэдисон. – Я хочу, чтобы ты смеялась! Где этот чертов Фирсов, когда он нужен?!»

В лучах яркого солнца, пряча глаза от него за стеклами темных очков, Борис стоит на балконе моего гостиничного номера. Мне сказали, что он в городе, записывается в студии, и я пригласила их с Ириной на ужин. Мэдисон вместе с гидом Ольгой отправилась в Мариинский театр на балет. Борис был такой же. Он слегка постарел и слегка располнел, но харизматическая улыбка и иронический блеск в глазах были при нем, как всегда. Ирина нисколько не утратила свою красоту, и любовь, с которой она смотрела на Бориса, была такой же всеподавляющей, какой она была десятилетия назад, когда оба они были в браке с другими людьми. Было совершенно очевидно, с какой нежностью и обожанием она относится к нему, и вместе они казались идеальной парой. «Вау!» – не удержался от восклицания Борис, выйдя на балкон моего номера и увидев сверкающие в закатных лучах солнца купола храма Спаса на Крови. «Как когда-то у тебя на крыше?» – напомнила я. «Точно», – с улыбкой ответил он. «Тебе повезло, что ты его здесь застала», – сказала мне Ирина, когда мы сели за стол в ресторане. «В обычное время в Петербурге он почти не бывает. Мы сейчас здесь только потому, что в недавнем туре он сильно заболел, довольно много времени провел в больнице, и врачи велели ему сделать перерыв в выступлениях». На вопросы о здоровье он отвечал неохотно, но оживился, когда мы заговорили о записях, концертах и будущих проектах. Борис – чуть ли не единственный из всей нашей старой компании, кого совершенно не интересуют разговоры и воспоминания о прошлом. Он все время движется вперед, как поезд, устремленный к высвеченному светом и золотом горизонту. «Жаль, что Мэдисон не сможет с тобой познакомиться», – сказала я, когда на десерт мы вернулись в номер, и он открыл мини-бар, чтобы смешать себе джин и тоник. «Так приходите утром, – мгновенно предложил он. – Мы живем прямо на Невском». На следующее утро мы с Мэдисон бодро зашагали к дому Бориса по широкому, наполненному людьми проспекту. Мэдисон шла быстро, чуть ли не бежала, и я поняла, что к Борису ее, как магнит, тянет та же магическая сила, которая всегда тянула и по-прежнему тянет к нему и меня. Когда мы пришли, он только проснулся. Они с Ириной жили в большой квартире, одна комната в которой была превращена в живописную мастерскую, а все стены квартиры были увешаны прекрасными пейзажами Бориса.