Следующие две статьи посвящены интеллектуалам предреволюционного периода. Их авторы настроены более «оптимистично». Мюррей Фрейм (ун-т Данди, Великобритания) в статье «Культура, патронат и гражданское общество: Театральные импресарио в позднеимперской России» полагает, что высокая степень культурного плюрализма, которая обнаруживается в деятельности различных покровителей искусства, свидетельствует о существовании живого гражданского общества, которое могло бы составить прочную основу для конституционной монархии. Как бы то ни было, неудача царизма в поиске согласия с зарождающимся гражданским обществом лишила его этой потенциальной поддержки. Царизм был склонен воспринимать падение своего влияния на культурную жизнь общества как угрозу себе. Автор рассматривает деятельность трех театральных импресарио позднеимперского периода: Ф.А. Корша, Саввы Мамонтова и А.С. Суворина. Их деятельность не преследовала политических целей, однако следствием ее (наряду с активностью многих других меценатов) стала постепенная утрата государством прежнего контроля над искусством.

Винсент Барнет (Бирмингемский ун-т) в статье «Туган-Барановский и “Русская фабрика”» анализирует наследие М.И. Туган-Барановского, одного из наиболее известных русских экономистов предреволюционной эпохи, и прежде всего его фундаментальный труд «Русская фабрика в прошлом и настоящем», вводит читателя в круг основных идей этого ученого. Позднеимперская экономика, по его мнению, несмотря на некоторые особенности, развивалась как здоровая капиталистическая система.

В двух других работах освещается положение пролетариата и крестьянства в предреволюционной России. Йен Д. Тэтчер в статье «Городские рабочие в позднеимперский период» исследует экономические, политические и социальные аспекты жизни рабочих в царствование Николая II. Он соглашается с Маккином, что государство не реагировало должным образом на проблемы рабочих, но оспаривает его представление, будто политизация рабочего движения началась лишь после Февральской революции 1917 г. Рабочих разделяло множество экономических, социальных, политических и культурных факторов, но есть достаточно свидетельств общего неприятия ими порядков на фабриках, чтобы сделать вывод, что мастеровые были в значительной степени противниками самодержавия задолго до того, как монархия была свергнута.

Тему продолжает статья Дэвида Муна (ун-т Стратклайда, Глазго) «Крестьяне в позднеимперский период». Хотя к отречению Николая II непосредственно привели события в столице, судьба царизма, вероятно, в большей степени предопределялась его отношениями с крестьянством – подавляющим большинством населения страны. Несмотря на это, отмечает Мун, правительство не прилагало систематических усилий к тому, чтобы превратить крестьян в лояльных граждан. Автор, в частности, пишет о российской специфике четырех основных факторов (урбанизация и развитие транспорта; школа; участие в политической жизни; служба в армии), которые, по мнению Е. Вебера, вели к росту национального самосознания у французских крестьян в период Третьей республики. В статье анализируются и современные историографические дискуссии по этому вопросу. Мун показывает, что в России (как, впрочем, и во Франции, согласно позднейшим исследованиям) происходил скорее диалог между городской и деревенской культурами, их взаимное сближение, нежели одностороннее воздействие города на деревню. При этом в России, где процессы индустриализации, урбанизации начались позже и протекали интенсивнее, нежели в Западной Европе, зачастую происходило скорее «окрестьянивание» города, чем наоборот. Иная ситуация сложилась в политической сфере, поскольку режим, проводя в 1905 г. и в дальнейшем ограниченные политические реформы, не стремился вовлечь крестьян в национальное представительство. Между тем они стремились к участию в политике и имели определенный опыт благодаря участию в работе земств. Более того, в ответ на радикальные выступления крестьянских депутатов по земельному вопросу правительство избирательным законом от 3 июня 1907 г. еще больше ограничило участие крестьян в национальной политике. По сути, Николай II исключил их из «конституционного строя». Неудивительно, что впоследствии его подданные-крестьяне не оказали ему необходимой поддержки.