Значительное внимание автор уделяет католикам в России. Многие из них впервые в русской истории оказались в высших сферах государства, что способствовало постепенному проникновению католицизма в русское общество. Особенно успешно это происходило в дружеской атмосфере салонов и литературных кружков. Однако воздействие на общественное сознание постепенно превращалось в философскую и политическую проблему, поскольку католическая вера оказалась в жестком православном окружении.
Священный союз, заключенный в 1815 г. по инициативе Александра I между Россией, Австрией и Пруссией, должен был, по убеждению российского монарха, установить гармоническое равновесие между европейскими странами «под священными хоругвями всеобщего христианства». В основе этой идеальной общности должно было лежать осознанное братство трех конфессий – православной, католической и протестантской. Однако подобная цель на деле оказалась недостижимой. Российский царь, политический и военный лидер Священного союза, не мог стать его религиозным главой, будучи главой православного государства и православной церкви. Представители правых во Франции, со своей стороны, стремились к созданию федерации европейских монархий под эгидой Святого престола. Между тем в России общественное мнение и русская Церковь проявляли все большее недовольство растущей активностью католиков. Их присутствие в России терпели лишь до завершения войны против Наполеона, но после его падения их миссия в России была закончена.
Отдельная глава книги посвящена Жозефу де Местру (1753– 1821), которого автор называет одним из крупнейших интеллектуальных фигур Европы своего времени, духовным главой французской эмиграции, идеологом контрреволюции. «Теоретик божественного права, он создал в своих произведениях целую метафизическую систему с целью развенчать Французскую революцию и узаконить конституционные принципы абсолютной монархии, оставив свой след в крупнейших политических и интеллектуальных схватках своего времени» (с. 180). Идея де Местра, согласно которой Россия, ее культура и ее история противопоставлялись Европе в целом, которую, в свою очередь, де Местр рассматривал как единый культурный блок, оказала влияние на ряд выдающихся российских мыслителей, в том числе на П. Чаадаева. С начала XIX в. русская мысль пыталась определить собственную культурную идентичность именно в этих критериях. Характерно, что никто из современников не сомневался в правильности подобных рассуждений, полагая, что определить истинное лицо России можно, лишь противопоставив ее Европе в целом.
Идеологическая составляющая наполеоновской Империи, пишет далее автор, основывалась на том, что Бонапарт был приведен к власти как военачальник, способный защитить молодую Французскую республику, окруженную со всех сторон враждебными режимами. Спасти Францию могла только завоевательная война – чтобы выжить, она должна была экспортировать революцию в другие страны. Стало очевидным, что две антагонистические системы – революционная и контрреволюционная – не смогут мирно сосуществовать в Европе. Все общественные слои европейских стран объединились в разразившейся «мировой» войне – только так, считает автор, можно определить события, развернувшиеся после 1805 г. и достигшие кульминации в 1812–1814 гг. По продолжительности, по протяженности, по количеству участников эти события вполне сравнимы с теми, что происходили в начале XX в. и традиционно называются Первой мировой войной.
Однако не только европейские народы приняли участие в военном конфликте на континенте. В дело вмешалась Северная Америка: воспользовавшись оккупацией Наполеоном Испании, она захватила испанские владения, чем вызвала новую агрессию Англии против Соединенных Штатов. Вторая война за независимость длилась с 1812 до 1815 г. Восстание в Новой Гранаде под предводительством Симона Боливара (1806, 1810–1819) и выступления в Аргентине (1810–1816), в Чили и Перу под руководством Хосе де Сан-Мартина стали резонансом событий, потрясавших тогда Европу. «Эта первая мировая война была первой в истории войной, где сражались за идеи. Как мы видели, две непримиримые политические системы – якобинская во главе с Наполеоном и традиционная, предводительствуемая Александром I – стояли в основе неминуемого противостояния; но как с одной, так и с другой стороны, в огне сражений причины противостояния теряли свое политическое содержание, чтобы преобразиться на духовном уровне» (с. 259).