А. Рибер насчитывает четыре «постоянных фактора» или детерминанты российской и советской истории: подвижность и неустойчивость границ России; многонациональное население; экономическая слабость; «культурное отчуждение», которое он определяет как «амальгаму географических, политических и исторических факторов, которые вносят свой вклад в восприятие России аборигенами и иностранцами»15.

В россиеведении все активнее исследуются взаимоотношения центра и регионов и повседневная жизнь в национальных районах. Однако в зарубежной литературе по-прежнему большой разброс мнений в отношении «национального вопроса», жизни этносов.

В 2007 г. в Японии был опубликован сборник статей «Империология» (112). Цель сборника – «отделить широко принятые теории» (112, с. 6) от массы эмпирического материала, который произвела империология со времени коллапса Советского Союза, а также поставить вопросы о сравнении геополитики и экономики, которые игнорировались. В сборнике прозвучала и мысль о том, что империологии не следует отделять себя от общей и социальной истории. В целом сборник показывает, и это было отмечено в зарубежной научной печати, что исследование Российской империи идет по пути интернационализации16.

«Новое» иногда используется в работах историков, хотя это и «не делает погоду» в россиеведении для новой аргументации старого. Так, в статье о народе коми утверждается, что русские интеллигенты помогали русификации, считая русскую культуру выше. Автор полагает, что этнические стереотипы, распространенные среди русских, способствовали политике царского правительства в отношении этнических групп (114, с. 199). Русские авторы XIX в. не верили в способность самостоятельного культурного развития коми и ожидали скорую и неизбежную их русификацию (114, с. 218). Автор приводит слова Энгельгардта о том, что как только русским языком овладеет местный народ и разовьется рыночная экономика, исчезнет разница между русскими и нерусскими. Энгельгардт был убежден, что когда встречаются два племени, менее цивилизованное ассимилируется. Согласно Энгельгардту, это был общий исторический принцип, который подтверждался историей русской колонизации (114, с. 219).

Русские в XIX в. считали коми одним из многих «крестьянских народов без истории». По их мнению, зыряне и другие финно-угорские народы отступали перед лицом российского продвижения и уже столетия находились в процессе русификации. Этот «объективный» процесс идет к естественному концу – все зыряне станут русскими. Для русской элиты коми были «этнографическим материалом» относительно высокого качества, сравнительно с другими примитивными племенами, но тем не менее «материалом для строительства русского государства». И поскольку коми скоро станут русскими, это – естественный и желательный результат, всякие противодействующие ему факторы должны быть уничтожены. Решению этой задачи имперской политики служил русский национализм.

Три мощных течения общественной мысли существовали в XIX в.: устойчивый этнический стереотип, эволюционизм и растущий русский национализм. Они «взаимодействовали и влияли на образованных русских». «Русская империя, русская “высокая культура” считались моделью цивилизации» (114, с. 219). Русские литераторы писали не для того, чтобы оправдать национальную политику правительства. Однако они исходили из тех же самых предположений, давая информацию, которая определялась этими заключениями, и своими работами они помогали распространять и укреплять этнические стереотипы, уже циркулирующие в русском обществе. Тексты литераторов и национальная политика правительства в регионах, в сущности, были двумя сторонами одной медали.