Ну, ничего, квартира у них 4 комнатная, семья из пяти человек. За мной, оказывается, сыновья приходили, а папаша с мамашей дома готовились. У папаши лицо тоже довольно красное – я уж тут приободрился.

Нас-то до этого учили не плевать, где попало, и в скатерть не сморкаться, так что я – ни-ни, за весь вечер так нигде и не плюнул.

Оказалось, по-русски никто не понимает, как уж они отборочные туры прошли – не знаю.

Сажают за стол – честь по чести. Я собрал в кулак весь свой немецкий и заявляю:

– Дас ист фантастиш унд апетитлихь!

Мама чуть со стула не упала от неожиданности.

Хорошо сидим. Действительно, все очень вкусно.

Через некоторое время взрослые сыновья и сама фрау начали проявлять признаки беспокойства. Пробовали пихать локтями папашу Гюнтера и пинать его под столом ногами. Наконец, он достает фотографию Горбачева и бутылку шнапса (а это был у нас самый разгар антиалкогольной вакханалии) и делает такую вопросительную рожу, что мое решительное «Варум нихт» прозвучало достаточно убедительно.

Тут начался полный «фройндшафт», а когда Гюнтер разошелся и рассказал на пальцах, как его учили гопака танцевать, я смеялся добрых пять минут. Правда, было это в плену, ну да все равно.

Расставались мы со слезами. Они меня проводили и подарили на прощанье вымпел и книжку с пейзажами Германии, а я им – значок Ленина. В общем, все хорошо было, а на обратном пути попал я в автобус к «белоголовкам», к тому самому Красноярскому хору. У них женская часть ансамбля должна была быть исключительно блондинками (брюнетки, соответственно, перекрашивались), отсюда и прозвище такое – «белоголовки».

Большинство из девушек тоже побывало в гостях, и два с половиной часа я наслаждался такими матерными частушками, что любо-дорого. Самая невинная было такая:

Я купила колбасу
И в карман положила.
Чем-то эта колбаса
Меня растревожила.

Я потом часто пел эту частушку знакомым девушкам. Реакция была самая разная: до 1988 года частушка вызывала улыбку, а позже (включая 1992 год) – легкое недоверие, переходящее в злобу.

В конце поездки побывали в Берлине, посмотрели тамошние достопримечательности: монумент нашего воина с девочкой на руках в Трептов-парке, красивую улицу Унтер-ден-Линден, поляков, приезжающих на субботу – воскресенье торговать темными очками и помадой, и конечно же, знаменитую Берлинскую стену.

Совершенно дикое ощущение – знать, что буквально в 20 метрах от тебя проистекает какая-то другая, разноцветная загадочная жизнь, от которой тебя охраняют пулеметы.

Западные немцы – тоже не дураки – никогда не упускали случая показать, «как у вас и как у нас».

В те дни совсем рядом со стеной, на ступенях Рейхстага, они устроили грандиозный рок-концерт с участием европейских знаменитостей. И если за высокой стеной не было ничего видно, то слышно было очень хорошо.

Самая предприимчивая восточная молодежь забиралась на ближайшие здания и заглядывала через стену. Другие молодые люди просто слушали неподалеку и смотрели на этот глухой бетонный забор, пока он не рухнул под их испепеляющими взглядами в 90 году, чему мы были почти свидетелями.

Это была так называемая поездка «по войскам», то есть концерты для наших военных, дислоцирующихся в ГДР.

…………………………………………………………………………………………….

Осень 1990 года. Немцы со страшной силой собираются объединяться. В городах, на улицах и в домах атмосфера надвигающегося праздника, ожидание чего-то небывалого, такого, о чем еще два-три года назад невозможно было и помыслить.

Неизбежные проблемы и трудности придут позже, а сейчас – настроение победы и радости.