Все это принесено было на площадь и через курьера призвано около двадцати матрон, у которых были найдены эти снадобья. Когда две из них, Корнелия и Сергия, обе патрицианского рода, уверяли, что это полезные лекарства, доносчица, опровергая это показание, предлагала им выпить их, чтобы изобличить ее во лжи. Матроны потребовали времени для переговоров, и, когда народ посторонился, они на глазах всех присутствовавших представили это условие остальным своим сообщницам, причем те также изъявили согласие выпить этого снадобья; исполнив это, все они погибли от своих собственных козней. Схвачены были тотчас их служанки, указавшие большое число матрон, из которых осуждено было около ста семидесяти.

До сих пор в Риме никогда еще не разбиралось дел по поводу отравления ядом; факт этот признан был роковым предзнаменованием и, казалось, походил более на дело людей помешанных, чем преступных. Поэтому, найдя в летописях известие, что некогда во время удаления плебеев диктатором был вбит гвоздь[501], и люди, разобщенные раздором, благодаря этому средству пришли в себя, решено было назначить диктатора для вбивания гвоздя. Назначенный диктатором Гней Квинктилий выбрал себе в начальники конницы Луция Валерия, и оба они, по вбивании гвоздя, сложили с себя должность.

19. Консулами выбраны Луций Папирий Красс (во второй раз) и Луций Плавтий Венокс. В начале этого года [330 г.] прибыли в Рим послы из страны вольсков от жителей Фабратерии и от луканцев с просьбой принять их под покровительство римского народа; они говорили, что если римляне защитят их от самнитского оружия, то они станут верными и послушными подданными римского народа. Тогда сенат через послов объявил самнитам, чтобы они воздержались от нападения на области этих народов. Это посольство имело успех не столько потому, что самниты желали мира, сколько потому, что они не приготовились еще к войне.

В тот же год вспыхнула война с привернатами, союзниками которых были фунданцы и далее предводителем был фунданец Витрувий Вакк, человек известный не только у себя на родине, но и в Риме; он имел дом на Палатинском холме, который впоследствии был разрушен, а земля конфискована и получила название «Вакков луг».

Когда он на обширном пространстве стал опустошать Сетийскую, Норбийскую и Корскую области, против него отправился консул Папирий и расположился станом вблизи его лагеря. У Витрувия не было ни достаточно здравого смысла, чтобы держаться внутри вала в виду более сильного врага, ни достаточно мужества, чтобы сражаться подальше от лагеря. Едва все войско его построилось за воротами лагеря, как он без всякого плана и без отваги начал битву, тогда как воины его скорее имели в виду бегство, чем сражение с неприятелем. Хотя его победили быстро и решительно, однако самая незначительность расстояния и легкость отступления в столь близко расположенный лагерь дали ему возможность без труда спасти воинов от страшного избиения: и действительно, почти никто не был убит во время самой битвы; только немногие из бежавших сзади пали среди суматохи, когда стремительно бросились в лагерь. Оттуда с наступлением ночи они поспешили в беспорядке в Приверн, чтобы за его стенами найти лучшую защиту, чем за валом.

От Приверна второй консул Плавтий, опустошив всю страну и угнав добычу, повел римское войско в область фунданцев. Когда он вступил в фунданские пределы, ему вышел навстречу местный сенат и говорил, что пришел просить не за Витрувия и его сообщников, но за фунданский народ, который, по признанию самого Витрувия, неповинен в войне, так как он выбрал местом убежища Приверн, а не свое отечество Фунды. Поэтому-де в Приверне должно искать врагов римского народа и преследовать их, потому что они в одно и то же время изменили фунданцам и римлянам, позабыв о том и о другом отечестве; фунданцы же живут в мире с римлянами, имеют римские убеждения и с благодарностью помнят о полученном праве гражданства. Они просят консула воздержаться от войны с невинным народом; их поля и город, сами они с женами и детьми теперь находятся и всегда будут во власти римского народа.