Да, испытание в пустыне явно прибавило мне сил. И я был готов к любым неожиданностям...

...И наконец, незадолго до рассвета, когда меня охватила легкая меланхолия и грусть по разрушающимся зданиям конца восемнадцатого века, когда над полузамерзшей рекой навис туман, а я стоял, опершись о высокий каменный парапет почти у самого моста, ведущего на Иль-де-ля-Сите, я увидел того, кого ждал.

Сначала пришло уже знакомое ощущение, на этот раз я узнал его сразу и постарался изучить более внимательно: легкая потеря ориентации, при которой я, однако, полностью сохранял контроль над собой; мягкая восхитительная вибрация; наконец, жесточайшее напряжение во всем теле, до самых кончиков пальцев. Все повторилось. Да, как будто мое тело, сохраняя пропорции, уменьшалось в размерах, и меня вытесняли из этой сократившейся оболочки! И в тот самый момент, когда, казалось, оставаться внутри ее практически невозможно, черт побери, в голове прояснилось и ощущение исчезло.

В точности то же самое происходило со мной уже дважды. Я остался стоять возле моста, воскрешая в памяти, и обдумывая детали.

Потом я увидел, как на противоположном берегу реки резко затормозил видавший виды автомобиль, и из него все так же неуклюже выбрался молодой человек с коричневыми волосами. Он выпрямился в полный рост и настороженно уставился на меня блестящими от возбуждения глазами.

Мотор он оставил включенным. Я снова, как и тогда, почувствовал исходящий от него запах страха. Конечно, он знал, что я его видел, здесь ошибки быть не могло. Думаю, ему было известно и то, что я проторчал здесь добрых два часа в ожидании этой встречи.

Наконец он набрался мужества и пересек мост; из тумана передо мной возникла впечатляющая фигура в длиннополом пальто, с намотанным вокруг шеи белым шарфом. Он наполовину шел, наполовину бежал, но в нескольких шагах от меня остановился, а я стоял, облокотившись о парапет, и холодно смотрел на него. Он бросил мне еще один конвертик. И тут я схватил его за руку.

– Не спешите, месье де Лионкур! – отчаянно прошептал он. Британский акцент, свидетельствующий о принадлежности к высшим слоям общества, почти как у Дэвида, французское произношение можно назвать едва ли не идеальным. Он умирал от страха.

– Черт побери, кто вы такой? – спросил я.

– У меня к вам предложение! С вашей стороны глупо будет его не выслушать. Речь пойдет о том, в чем вы очень нуждаетесь. И будьте уверены, никто во всем мире, кроме меня, вам этого не даст!

Я выпустил его, и он отпрянул, едва не свалившись на спину, но в последний момент успел ухватиться рукой за каменный парапет. Что за странные движения! Человек крепкого сложения, он двигался как тощее и не уверенное в себе создание. Я никак не мог понять, в чем же дело.

– Немедленно объясните, в чем состоит ваше предложение! – потребовал я и услышал, как его сердце замерло в широкой груди.

– Нет, не сейчас, – ответил он. – Но очень скоро мы поговорим.

Какой интеллигентный, хорошо поставленный голос. Слишком утонченная и правильная речь для обладателя этих больших блестящих карих глаз и гладкого, пышущего здоровьем, молодого лица. Может быть, это тепличное растение, выросшее среди пожилых людей и никогда не встречавшееся со своими ровесниками?

– Не спешите! – прокричал он снова и помчался прочь, время от времени спотыкаясь и с трудом восстанавливая равновесие.

Наконец он запихнул свое длинное неуклюжее тело в маленький автомобиль и понесся по обледенелому снегу.

Он ехал так быстро, что, когда машина свернула на Сен-Жермен, я решил, что он непременно угодит в аварию и погибнет.