В переводе с немецкого Кронштадт – это «Венецград» (Krone – «венец» или «корона», Stadt – «город»). Тем не менее среди современных марийцев живёт легенда о том, что в далекие времена это финно-угорское племя населяло Приневье. Одно время во главе племени стоял князь Кронша, который управлял своим народом с острова посреди Финского залива. Затем, теснимые славянами, марийцы ушли на восток да там и остались. Однако, утверждают марийцы, память о тех временах сохранилась в названии города на том самом острове.

Строительство Кронштадта Пётр поручил Меншикову, однако не оставил своим вниманием этот важнейший для того времени военный объект. Зимой 1704 года, не щадя ни себя, ни подчинённых, Пётр не раз выходил в ледяное море, собственноручно замеряя глубины, и намечал место строительства крепости на южной оконечности Котлина. Из Воронежа, куда вскоре ему пришлось отправиться, Пётр срочно прислал Меншикову собственный проект крепости. Едва появившись в Петербурге, он тут же вновь отправился на строительство Кронштадта. По преданию, в районе Лесной гавани Кронштадта для Петра специально был выстроен дворец, называвшийся Подзорным, «из коего он мог видеть всякое приходящее с моря судно».

Сохранилась в Кронштадте героическая легенда о неудачной попытке шведов разрушить русские укрепления на острове. Согласно ей, поздней осенью 1704 года шведский отряд в сопровождении проводников из местных жителей по льду из Выборга отправился на остров. Но сбился с пути и прошёл мимо. По легенде, один из проводников повторил подвиг Ивана Сусанина и сознательно увёл врага в другую сторону.

И ещё один петербургский обычай современный кронштадтский фольклор связывает с островом. Однажды в Кронштадт неожиданно прибыл Пётр I. Потребовал к себе главного подрядчика. Но тот оказался на обеде. «Хорошо, – недовольно проворчал царь, – подожду, пока он отобедает». Когда же тот появился, царь нетерпеливо велел позвать другого строителя. И услышал в ответ: «Он, государь, только что пошел обедать». – «Ладно, потерпим», – едва сдерживая гнев, произнёс Пётр. Но когда эти двое, отобедав, пришли к Петру, оказалось, что необходимый ему третий человек тоже пошел перекусить. «Да что же это! – в сердцах воскликнул государь. – Пусть же отныне все обедают одновременно». – «Да, как же это сделать? – взмолились присутствовавшие. – Часов же у нас нет». И тогда Пётр приказал, чтобы впредь ровно в полдень с крепостной стены палила пушка. Обычай понравился. Уже потом, говорят кронштадтцы, его в Петербурге переняли.

В 1703 году у реки Сестры Петром I была разгромлена шведская армия. Убегая, шведы будто бы зарыли армейскую кассу с гульденами и кронами под одним из дубов на Дубковском мысу Финского залива. Они собирались сюда вернуться. Прошло несколько лет. Трудно сказать, знал Пётр об этом кладе или нет, но в 1714 году, возвращаясь после битвы при Гангуте, он сюда вернулся. С небольшим отрядом высадился в Дубках. Согласно легендам, когда шлюпки шли к берегу, над заливом парил сокол. В когтях он держал золотую ветвь. Сделав несколько взмахов крыльями, сокол приблизился к берегу и выпустил ветку. Она упала к ногам Петра, золотая пыль покрыла сапоги царя, и в воде залива появилось отражение здания. «Посему быть тут моему дворцу, – решил Петр, – место красиво и благородно». Так будто бы возник город Сестрорецк. А тот золотой клад, если верить сестрорецкому фольклору, до сих пор лежит под каким-то дубом в тенистой дубовой роще Петра I.

Сестрорецк раскинулся на берегах старинной речки с, казалось бы, этимологически прозрачным и понятным названием Сестра. Однако всё не так просто. Этот топоним появился задолго до Петербурга. По-фински он известен как «Siestar», что переводится как «чёрная смородина». По местным легендам, речка названа так за цвет своей воды, напоминающим цвет этой садовой ягоды.