Секретарша отступила в сторону: Входите, и закрыла дверь. Раймундо Силва сказал: Здравствуйте, и двое сидевших в кабинете ответили: Здравствуйте, а третий, то есть главный редактор, ограничился лишь: Садитесь, сеньор Силва. Лев тоже сидит и смотрит, и мы вправе предположить – смотрит и облизывается и щерит клыки, оценивая, насколько плотна и вкусна плоть этого бледного христианина. Раймундо Силва садится нога на ногу, но тотчас расплетает ноги и в этот миг понимает, что женщина, сидящая слева от главного редактора, ему неизвестна. Справа-то – начальник производственного отдела, а вот ту, что слева, он никогда прежде не видел в издательстве. Кто бы это мог быть. Он незаметно рассматривает ее, но редактор спрашивает: Вам известно, по какой причине мы вас пригласили. Примерно. Сеньор генеральный директор хотел лично принять участие в разбирательстве, но срочное дело в последнюю минуту помешало ему присутствовать. Он помолчал, давая Раймундо Силве время попенять немного на свой жалкий жребий, посетовать, что потерял возможность быть лично допрошенным сеньором генеральным директором, но, поскольку корректор молчал, впервые позволил себе сдержанно-раздраженные интонации, смягченные, впрочем, примирительным смыслом слов: Мы благодарим вас, сказал он, за то, что признали свою ответственность, тем самым избавляя нас от очень неприятной ситуации, к которой привели бы запирательства или попытки оправдать ваш поступок. Раймундо Силва подумал, что теперь, наверно, от него ждут ответа более развернутого, нежели одно слово: Примерно, но прежде чем он успел заговорить, вмешалось Производство: Я до сих пор в себя не приду, сеньор Силва, как вы, компетентный специалист, столько лет проработавший на наше издательство, могли допустить такую ошибку. Это была не ошибка, оборвал главный редактор, не следует бросать такой спасательный круг сеньору Силве, и мы знаем не хуже его, что сделано это было сознательно, не так ли, сеньор Силва. Что заставляет вас думать, сеньор, что это было сделано сознательно. Я очень надеюсь, что вы не отступитесь от той первой мысли, с которой, как мне кажется, вошли сюда. Я не отступаюсь, я всего лишь спрашиваю. Раздражение главного редактора сделалось вполне очевидным, но все же еще только насмешка сквозила в его словах: Надеюсь также, что мне не придется напоминать вам, что право задавать вопросы и требовать извинений, помимо иных мер, которые мы планируем принять, принадлежит не вам, а нам, в частности и главным образом мне, представляющему здесь генерального директора. Вы совершенно правы, сеньор, и я снимаю свой вопрос. Не трудитесь, не надо, я отвечу вам на него – мы поняли, что это произошло не случайно, а осознанно, когда увидели, как четко, жирно и отчетливо выведено в корректуре слово НЕ, столь непохожее на ваш обычный почерк, небрежный, хотя и разборчивый. На этом месте главный редактор вдруг осекся, словно спохватившись, что сболтнул лишнего и тем самым ослабил свою судейскую позицию. Наступило молчание, и Раймундо Силве показалось, что неизвестная женщина все это время не сводила с него глаз: Да кто это, но она хранила молчание, как будто все происходящее ее нисколько не касалось. В свою очередь начальник Производства, обиженный тем, что его перебили, явно потерял интерес к дискуссии, которая, по его мнению, явно пошла не туда и не так, подумал: Этот идиот не видит, что ли, что разбираться надо было совсем иначе, говорит-говорит, никак не остановится, упивается своими речами, а все козыри у Силвы, а он, похоже, развлекается, как божество, тем, как дирижирует паузами и монологами и так спокойно держится, хотя, наверно, перепуган до смерти. В отношении спокойствия Раймундо Силвы Производство ошибалось, а насчет всего остального очень похоже, что нет, хотя мы и недостаточно близко знакомы с главным редактором, чтобы выносить о нем собственное суждение. А Раймундо Силва на самом деле совсем даже не спокоен, но лишь кажется таковым благодаря тому, что совершенно обескуражен и неожиданным поворотом разговора, который кажется ему катастрофическим, и предъявлением формального обвинения, и собственным невнятным лепетом в защиту защите не подлежащего, позором, тяжелой насмешкой, угрозой и в качестве кульминации – весьма вероятным увольнением: Вы уволены, и прошу не рассчитывать на хорошие рекомендации. Раймундо Силва понимает, что вот сейчас должен заговорить, тем более что лев уже не прямо перед ним, а отошел немного в сторону и рассеянно чешет гриву обломанным когтем, и, быть может, ни один христианин не погибнет в этом цирке, даже не получив сигнала от Тарзана. И Раймундо Силва говорит, обращаясь сперва к Производству, а потом – к неведомой женщине, которая по-прежнему молчит: Не отрицаю, что это слово написано мной, я и не думал отрицать, когда это стало известно, но дело не в том, написал я его или нет, гораздо важней, мне кажется, понять, почему я его написал. Надеюсь, вы не станете утверждать, что не знаете этого, насмешливо спросил Главный, вновь перехватив бразды правления. Да, именно так, не знаю. Вот это мило – вы совершаете с заранее обдуманным намерением некую обманную акцию, которая причинит моральный и материальный ущерб автору и издательству, не находите ни слова в свое оправдание и с самым невинным видом просите нас поверить, что какая-то неведомая сила или чей-то дух водили вашей рукой, а вы, наверно, пребывали в гипнотическом трансе. Довольный тем, как гладко и текуче выстроилась фраза, Главный улыбнулся, однако постарался придать улыбке уничижительно-насмешливое выражение. Не думаю, что пребывал в трансе, ответил Раймундо Силва, я очень хорошо помню, при каких обстоятельствах все было, но это не объясняет, почему же все-таки я допустил эту намеренную ошибку. Ага, значит, вы признаете, что это было намеренно. Разумеется. Теперь осталось лишь признать, что это была не ошибка, а своего рода диверсия и что вы сознательно желали причинить ущерб издательству и выставить на посмешище автора. Допускаю, что совершил подлог, а все прочее, вами упомянутое, не входило в мои намерения. Может быть, какое-то мимолетное помрачение рассудка, спросило Производство, как бы придя на выручку. Раймундо Силва, подождав и не дождавшись бурной реакции главного редактора, понял, что участливый вопрос был приготовлен загодя, что увольнения не будет, а все останется в словах – да, нет, может быть, – и испытал такое облегчение, что тело его обмякло, а с души свалился камень, и теперь надо было всего лишь подобрать в свою очередь нужные, вроде: Да, вот именно, мимолетное помрачение рассудка, однако мы не можем забывать, что до вручения корректуры Косте прошло несколько часов, и Раймундо Силва поздравил себя с тем, как удачно употребил здесь первое лицо множественного, тем самым поставив себя бок о бок с судьями и как бы сказав: Мы не должны обманываться. Сказал главный редактор: Ну, вклеим список замеченных опечаток, а это нелепая ошибка, и там, где написано