– С кем? – Я порылся в памяти, но не отыскал в ней никаких Флиннов.

Ханна тряхнула головой – мол, неважно – и прошла в кухню, оставив меня в недоумении.

– Я заварю чай, – сказала она. – Выпьешь чайку?

– Выпью.

Когда Ханна появилась с двумя чашками кофе, я промолчал. Видно, сестра о чем-то задумалась; выглядела она рассеянной.

– Все хорошо, Ханна? – спросил я. – Ты на себя не похожа. Тебя что-то беспокоит?

Сестра помолчала, затем подалась вперед и прошептала:

– Я не хотела говорить, но раз ты сам начал… только между нами… по-моему, Кристиан нездоров. Его мучают головные боли. Но разве он пойдет к врачу? Поговори с ним, меня он не слушает.

Я просто онемел. О чем это она?

– Кристиан? – выговорил я наконец. – Но ведь он умер.

Ханна посмотрела на меня, словно я хлестнул ее по лицу:

– А то я не знаю. Я же его хоронила. Зачем ты напоминаешь?

Я растерялся. Может, я недослышал? Я тряхнул головой. Ладно, бог с ним. Я выпил кофе. В девять часов начался обзор новостей, я посмотрел, как Билл с Хиллари, попрощавшись с нацией, садятся в вертолет, и сказал, что и мне, пожалуй, пора.

– Надолго не пропадай. – Ханна не встала и вообще не сделала попытки меня проводить. – В следующий раз накормлю тебя обещанным ужином.

Я кивнул и безропотно вышел в прихожую, затворив дверь гостиной. Когда я натягивал пальто, на площадке второго этажа появился босой Джонас.

– Уходите, дядя Одран?

– Да, Джонас. Надо бы нам беседовать почаще.

Он кивнул и, медленно спустившись по лестнице, протянул мне свернутую газету.

– Вот, если хотите, – сказал Джонас, глядя в сторону. – Это мой рассказ. В «Трибьюн».

– Замечательно. – Меня тронуло его желание дать мне газету. – Вечером прочту и верну.

– Не надо. Я купил десять экземпляров.

Я улыбнулся и спрятал газету в карман.

– Я бы сам купил, если б знал.

Джонас переминался, нервно поглядывая на дверь гостиной.

– У тебя все в порядке? – спросил я.

– Да.

– Похоже, тебя что-то беспокоит.

Джонас шумно засопел.

– Я хотел кое о чем вас спросить, – сказал он, избегая моего взгляда.

– Ну спрашивай.

– Насчет мамы.

– А что такое?

Джонас сглотнул и наконец посмотрел мне в глаза:

– По-вашему, все в порядке?

– С мамой?

– Да.

– Она выглядит немного усталой. – Я взялся за щеколду. – Может, ей нужно хорошенько выспаться. Это, наверное, никому не помешает.

– Погодите. – Джонас придержал дверь. – Она заговаривается и все забывает. Не помнит, что папа умер.

– Годы берут свое. – Я распахнул дверь, прежде чем он успел мне помешать. – Нас всех это ждет. И тебя тоже, но еще не скоро, так что не волнуйся. Холодно-то как, а? – Я вышел за порог. – Иди, а то простудишься.

– Дядя Одран…

Не дав ему договорить, я зашагал прочь. Джонас посмотрел мне вслед и закрыл дверь. Кольнуло виной, но я не мог ничего с собой поделать. Хотелось домой. Я подошел к машине и тут услышал стук по стеклу. Я оглянулся – Ханна раздернула тюлевые шторы и что-то крикнула.

– Что? – Я приложил руку к уху. Сестра поманила меня ближе.

– Где мое остальное? – выкрикнула она и, расхохотавшись, задернула шторы.

Я уже понял, что с Ханной неладно и грядет нечто, от чего все мы еще хлебнем горя, однако эгоистически отбросил эту мысль. Через неделю позвоню, решил я. Приглашу сестру в кафе «У Бьюли» на Графтон-стрит. Угощу яичницей, пирожным и кофе с лохматой белой пенкой. И вообще постараюсь заглядывать почаще.

Я стану хорошим братом, каким, вероятно, не был раньше.

Прежде чем ехать домой, я решил наведаться в Инчикор, хоть было уже поздновато. Конечно, выходил крюк, но меня тянуло заглянуть в церковь и побыть в святилище – копии грота Лурда, города, который я никогда не видел, да и не хотел увидеть. Я не выношу эти паломнические места – Лурд, Фатима, Междугорье, Нок, – которые выглядят фантазией впечатлительного ребенка или бредом пьяницы, но Инчикор не привлекал паломников: простенькая церковь и святилище со статуей. Вечерами я частенько туда наезжал, если вдруг охватывало беспокойство.