получили возможность спокойно продолжать свои излияния. Но этот случай побудил нас стать более осторожными. Anobium domesticum единогласно приняли решение не окукливаться до дня Высадки.

Надо сказать, что Ной был плохим моряком и в дождь, и в вёдро. Его избрали за набожность, а не за навигационные таланты. Во время шторма от него было мало проку, да и в ясную погоду немногим больше. Как я могу об этом судить? Тут я снова полагаюсь на птиц – на птиц, которые способны проводить в полете по нескольку недель кряду, на птиц, которые находят путь с одного конца планеты до другого благодаря столь совершенной навигационной системе, что ваши не идут с ней ни в какое сравнение. Так вот, по словам птиц, Ной абсолютно не соображал, что делает, – он умел только бахвалиться да молиться. А ведь задача его была не так уж сложна, верно? Во время бури ему следовало беречь флотилию, уводя ее подальше от самых свирепых шквалов; а в тихую погоду он должен был следить, чтобы нас не отнесло слишком далеко от намеченного курса, иначе мы рисковали высадиться где-нибудь в непригодной для жизни Сахаре. Поставить Ною в заслугу можно разве лишь то, что мы благополучно перенесли все штормы (хотя ему не надо было принимать в расчет рифы и линию побережья, что упрощало маневры), и то, что по окончании Потопа наш Ковчег не оказался посреди какого-нибудь огромного океана. Случись такое, и наше плавание затянулось бы Бог весть насколько.

Конечно, птицы предлагали Ною воспользоваться их умением; но для этого он был слишком горд. Он поручал им вести простую разведку – искать водовороты и смерчи – и игнорировал их уникальные способности. Еще он послал часть птиц на смерть, заставив их вылететь в страшную непогоду, от которой у них не было защиты. Когда Ной в девятибалльный шторм отправил на выяснение обстановки певчего гуся (эта птица действительно раздражала своим криком, особенно если вы пытались уснуть), качурка малая вызвалась заменить его. Но ее предложение было отвергнуто – и певчему гусю пришел конец.

Ну да, разумеется, были у Ноя и свои достоинства. Он умел выжить, и не только в условиях Путешествия. К тому же он знал секрет долголетия – это знание его потомки постепенно утратили. Но хорошим человеком он не был. Слыхали вы о том, как он велел протащить осла под килем? Есть это в ваших архивах? Это случилось в Год Второй, когда царящие на корабле законы стали менее суровыми и избранным путешественникам разрешили общаться между собой. Так вот, Ной поймал осла, пытавшегося забраться на кобылу. Он поднял страшный шум, долго разорялся насчет того, что добра от такого союза не будет – между прочим, это подтверждает нашу догадку о его страхе перед скрещиваниями, – и сказал, что намерен проучить виновного, дабы другим было неповадно. Ослу связали копыта, перебросили его за борт, протянули под корпусом корабля и подняли из мечущихся волн с другой стороны. Большинство животных приписали это просто-напросто ревности на сексуальной почве. Удивило нас то, как осел перенес экзекуцию. Они поразительно выносливые, эти зверюги. Когда его вытащили на палубу, он был в ужасном виде. Его бедные длинные уши походили на осклизлые водоросли, а хвост – на обрывок промокшей веревки, и несколько зверей, которые к тому времени уже не слишком восхищались Ноем, окружили его, и козел – по-моему, это был он – мягко толкнул его в бок, чтобы посмотреть, жив ли он еще, и осел открыл один глаз, обвел им их взволнованные морды и сказал: «Теперь-то я знаю, каково быть тюленем». Неплохо после такого испытания? Но, должен вам сказать, вы едва не лишились тогда еще одного вида.