Я понял, что семья из одних дочерей – скромное благо моей жизни, надежное противоядие от таких недугов, как спесь, шовинизм и безвкусица, не говоря уже о пристрастии к сигарам. Если болезнь не лечить (а ее симптомы способны сохраняться десятилетиями), она может перехлестнуть через край. Но время шло, и я не мог не заметить, что признанные стереотипы полов зиждутся лишь на толике правды. Например, я считал, что самки, особенно если перемещаются стаей, проявляют больше суровости к себе подобным, чем к самцам. Комета была явно не в курсе данной закономерности.

В день, когда мы с Фредди приехали на озеро, примерно в одно и то же время там появились все наши три дочери. Кили и Линдси вернулись из Омахи, а Джеки – с очередной вечеринки с ночевкой. Хотя был только май, было жарко, и старшие дочери волочили за собой сумки с пляжными вещами. Мы целовались и обнимались у двери, когда состоялся выход Кометы. Может, дело было в собачьих феромонах. Или в чем-нибудь ином. Но Комета внезапно превратилась в наживку, плавающую в спокойной воде океана.

– Разве чистопородные борзые бывают серыми?

– Нос очень длинный!

– Такая тощая! Совсем не похожа на наших собак.

– Если борзые умеют только бегать, как она станет играть с Коди и Сандоз?

– И вообще, на что она годится, если не будет приносить теннисный мячик?

Это был один из немногих случаев, когда стая набросилась на того, кто был дорог Фредди. Я не в счет.

– Я вас понимаю, – прервала дочерей жена. – Когда я приехала в Седону и увидела ее, она показалась мне нервной костлявой животиной, которую я бы отправила обратно на ранчо в питомник. Но Комета настоящее чудо и я влюбилась в нее. Разве она не красавица?

Комета, не спуская глаз с этих трех акул, смущенно стояла в гостиной. Ситуацию спасло то, что ретриверы начисто лишены какой-либо тактичности и деликатности обхождения. Появление любой из сестер вызывало в них безудержный восторг. А если вернулись все три, то лучше не становиться у них на пути. Два одинаковых меховых кома ворвались в гостиную, словно нелепая команда полицейских из немой комедии кинокомпании «Кинстоун». Когти скребли пол, когда вихляющие псы неслись вперед. Сандоз по дороге смахнула длинным, покрытым волнистой шерстью хвостом кружку, которую я оставил на журнальном столике, и та со стуком упала на пол. Коди уже крутился вокруг Линдси, а Сандоз, шлепнувшись у ног Джеки, громко и пронзительно надрывалась: «Просто зашибись! Вы только посмотрите, кто к нам приехал!» Словно угри, извивающиеся в брачном танце вокруг верхушки коралловой пирамиды, ретриверы не отставали от уже измученных их приставаниями дочерей, пока те поднимались из гостиной по лестнице.

– Пойдешь с нами, когда мы переоденемся? – бросила с наигранной веселостью Кили.

– Конечно. Я скучал по вам, девчонки, и не хочу ничего пропустить.

Но сам не испытывал уверенности, прозвучавшей в моем ответе. Я предполагал, что дочери устроят Комете нечто вроде карантина, чтобы показать свою преданность любимцам ретриверам, но совершенно не ожидал их словесного враждебного выпада. Недавняя стычка достаточно ясно показала: девочки боятся. И боятся они меня.

Пока мы здоровались, я ощущал на себе брошенные тайком взгляды. На меня смотрели, думая, что я не замечаю. Я уловил их панику – запах вроде того, какой испускает норка, попадая в железный капкан. В широко распахнутых глазах дочерей я читал потрясение, что они нашли меня намного хуже, чем тогда, когда я от них уезжал. Отсюда неприветливая реакция на Комету.