Пленница еле поспевала за грозным хозяином, регулярно дергавшим за веревку и подгонявшим девушку. Казалось, вот-вот наступит момент, и ноги подкосятся, разум сдаст позиции, и физическая оболочка погибнет от жары и гнева конвоира. Но нет, тело снова включало тумблер второго дыхания, и Аня брела в полуобморочном состоянии вслед за широкой спиной.

Дорога закончилась у низкой дверцы в каменной стене.

«Как в Керколди», – выдало сознание ассоциацию, на мгновение возвратившись в реальный мир.

Да только до Керколди было слишком далеко. А дверца… Таких, как эта или та, в белокаменном замке тысячи, и они все похожи друг на друга.

Первым вошел конвоир и потянул пленницу за собой. Аню накрыли темнота и могильная прохлада. Вот тут разум и сдался окончательно, выключив сознание девушки.

Не успела бы Земная досчитать до ста, если бы была при светлой памяти, – по щекам нещадно хлестали мозолистой ладонью.

– Кргохнья! Джалавага! – кричал кривозубый монстр, склонившись над несчастной.

От очередной оплеухи Аня успела закрыться все еще связанными руками. Щеки горели адским огнем, перед глазами черти устраивали светопляски: разноцветные круги вырастали один из другого, переливались, словно вода над чашей фонтана.

Девушку в очередной раз вздернули, кажется, как-то обозвали и, взвалив на плечо, вынесли на свет. Уши наотрез отказывались служить хозяйке. Непрекращающийся звон в ушах заглушал любые звуки, которые могли бы принадлежать окружающему миру.

Путешествие на шейно-плечевом суставе закончилось полетом с высоты человеческого роста – Аня оказалась на земле, в очередной каморке. Тот, кто ранее был окрещен «хозяином», рыкнул на девушку и развернулся, чтобы уйти.

– Дайте пить! – потребовала пленница и сама себе удивилась. А затем испугалась: кривозубый медленно развернулся и словно бы раздался в плечах, он наращивал массу и закрывал собой белый свет. Земная сжалась в комочек и жалела себя и кляла непутевую.

– Дырграх сполимето крам журщи, – прорычал здоровяк, тыкнув рукой куда-то в сторону, развернулся и вышел, не затворив за собой двери.

Понадеявшись, что «добрый» хозяин указал именно на то, чего невольница жаждала, Аня поднялась и разочаровалась. Страшно разочаровалась: в огромных жбанах колыхалась жижа, напоминающая поверхность болота в окрестностях городской свалки. Во всем этом ужасе обнаружилась посуда. И ни намека на питье.

От созерцания кошмара Аню отвлекли звуки – наконец органы чувств пришли к согласию и возобновили работу в штатном режиме: в каморку без окон, перекидываясь короткими фразами, зашли две женщины. Остановившись на пороге, окинули взглядом новоприбывшую, одна из них достала из жбана огромный нож и направилась к Ане, надрезала веревку и безразлично отвернулась к одной из «посудомоечных машин». Вторая посудомойка подошла к брюнетке, посмотрела на некогда холеные ручки, покачала головой и произнесла:

– Бристок самаш.

– Что, простите? – автоматически выдала Аня.

Женщина вздохнула.

– Носить, – ткнула пальцем в уже вымытую стопку посуды, а затем в сторону выхода.

Аня кивнула: во-первых, пожалели ее, дали легкую работу, во-вторых, появлялась возможность оглядеться. Но перед тем как приступить к работе, Земная снова обратилась к товарке, жестами выразив свою просьбу – пить! Женщина боязливо оглянулась, затем повернула голову к Ане:

– Работать. – Она указала на посуду. – Пить. – Палец снова показал на дверь.

Понять трудно, но направление мысли уловить удалось – пить только после работы.

«Черт!» – помянула рогатого рабыня, но работы это не отменило.