Но благодаря кортикостероидам (умное название гормонов) болезнь пока чуть отступает, и я снова хожу. На короткие расстояния – метров десять. Правда, без трости уже не получается. Но гормоны действуют на нее второй и последний раз. Больше болезнь на них реагировать не будет.

2003 год стал переломным еще с одной точки зрения. Моя работа в “Открытой России” меняла волей обстоятельств свою направленность и все больше дрейфовала в сторону правозащитной деятельности. В октябре арестовали Михаила Ходорковского.

Тучи сгущались давно. Существует несколько версий, что стало причиной ареста. Одни говорят, что его арестовали из-за того, что он финансировал оппозиционные партии, другие – потому, что хотели отобрать ЮКОС, самую на тот момент капитализированную компанию в стране, третьи – что из его ареста нужно было сделать пример в назидание другим. А кто-то считал, что президентом руководило банальное мальчишеское соперничество. Маленький, страшненький, серенький по факту оказывается сильнее красивого, умного и богатого. Наверное, сработал микст из всех этих поводов.

Ходорковский финансировал оппозиционные партии? Да, несомненно. Причем все. И “Яблоко”, и коммунистов, и СПС. Важно уточнить – он делал это не из средств компании ЮКОС. Она к тому времени была уже белая и прозрачная, с отчетностью по международным стандартам, и объяснить миноритарным акционерам, почему компания тратится на коммунистов, было бы абсолютно невозможно. Как я сейчас понимаю, Ходорковский хотел иметь в России парламентскую республику. Поэтому нам всем в “Открытке” дано было указание искать по всем проектам, во всех регионах людей, которые смогут такую позицию формулировать и отстаивать. Не просто поднимать руки при голосовании. Им Ходорковский готов был профинансировать избирательную кампанию. Мы искали. Сами понимаете, такие люди – на вес золота. Независимые, грамотные, убежденные. Такие были и в партийных списках, и среди шедших по округам. Вот только немного их набиралось – человек сорок. Но власть реально боялась свободной Думы. Один мой высокопоставленный источник рассказывал, что Путин, говоря ему о причинах ареста Ходорковского, выдал что-то типа:

– Вы в 1993 году, когда стреляли танками по Белому дому, какую позицию на мосту имели! А мне на Охотном Ряду не развернуться.

(Я страшно обеспокоилась, когда снесли гостиницу “Москва”.)

Наверное, какие-то подковерные договоренности о том, что олигархи не интересуются политикой, в начале 2000-х действительно существовали, после 1990-х это было понятно и обоснованно. Но это были негласные, неконституционные договоренности. Нарушил их Ходорковский? Да, но как гражданин он имел на это право.

Хотел кто-то прикарманить ЮКОС? Конечно хотел. Желающие были, прежде всего среди фактических хозяев государственных топливных компаний. Знаменитая мартовская встреча Путина с верхушкой РСПП (и публичный спор о коррупции) стала последней каплей к разгрому ЮКОСа. Ходорковский был очень наивен. Теперь он это называет – был недостаточно мудрым. Он всерьез полагал, что в нашем самом гуманном в мире суде ему удастся аргументированно доказать свою невиновность. Но это все потом.

В день ареста Платона Лебедева Михаил выступал у меня на семинаре Клуба региональной журналистики. Собранный и злой, он был готов к борьбе. Сейчас можно говорить, что он явно недооценивал решимость своих недругов непременно засадить его за решетку. Нарушая законы, права человека и даже те понятия, по которым они привыкли жить. Одновременно Михаил переоценивал себя. Не как человека из плоти и крови, которого он обрекает на страдания, а как хозяина и руководителя крупнейшей и лучшей на тот момент российской корпорации. Он думал, что его враги не тронут ЮКОС – витрину российского капитализма. Он сам сказал мне как-то в разговоре в начале осени: “Они не враги собственной стране”. Наивный.